Андрей Бондаренко - Под Южными Созвездиями

— Слышь, принц хренов, не наглей, — по-честному предупредил Максим соседа справа, беспардонно орудующего худым костлявым локтем. — Если ты, харя носатая, вырядился под Наследника английской Короны, то это не даёт тебе право, мать твою…

— Что такое, смерд? — высокомерно подрагивая тёмно-рыжими бакенбардами, возмутился сосед. — Совсем поляны не видишь? Со зрением плохо? Не осознаёшь, рожа в шляпе, с кем, червь земной, говоришь? Да я тебя…

Пришлось, понятное дело, ткнуть наглецу — указательным пальцем — в нужную болевую точку, после чего он тут же успокоился и, благостно сложив ладошки на тощем животе, задремал.

— Будь поосторожней с профессиональными навыками, — шёпотом посоветовал наблюдательный Мегре. — Чай, не на учебном полигоне спецназа. А если это — самый настоящий и натуральный принц Чарльз? Что тогда?

— От прошлогодней сахарной свеклы — высокая ботва, — неуклюже отшутился Макс. — Кто из нас принц — ещё большой-большой вопрос. Вот, женюсь на черноволосой принцессе своего глупого и доверчивого сердца, и тоже — в миг — стану знатным принцем…. Разве нет?

— М-м-м…

— И лишь загадочное мычание было ему ответом…. Всё, закончили шептаться. Кажется, начинается…

На высокий квадратный подиум, возведённый рядом с Главной трибуной и украшенный несколькими солидными микрофонами, по длинной лестнице поднялись — бок о бок, и дружно позвякивая крохотными колокольчиками-бубенчиками, — два шута. Один — низенький, приземистый и пузатый. Второй, наоборот, высокий и субтильный.

«Странно, в моём недавнем «выпуклом» сне шут был всего один», — слегка удивился Максим. — «Впрочем, вещие сны, они же не дословно, так сказать, предсказывают будущее, а только в общих чертах. Вот, того же сеньора Мануэля Кастильо, например, в том сне не было и в помине. А сейчас он, безусловно, есть. Сидит себе рядышком, усатик, как ни в чём не бывало…. Кстати, от него очень даже приятно пахнет: морской утренней свежестью и — совсем чуть-чуть — колодезной осенней водой, в которую нападало багряных и тёмно-жёлтых листьев, облетевших-опавших с осин…. Интересно, а каким парфюмом он пользуется? Надо будет обязательно поинтересоваться…».

Первым слово (на испанском языке), взял толстый шут — долго и красочно говорил о незабываемых красотах этих благословенных краёв: о «вечнозелёных и беспокойных джунглях, которые не засыпают никогда», о «голубых далёких горах, полных неизъяснимой печали и зовущих в дорогу — прочь от родного очага», о «стадах белоснежных лам, пугливых и грациозных, как наши детские сны», о «Великом и несравненном Карибском море», о «песчаных белоснежных пляжах означенного моря, на которых так любят загорать самые симпатичные и стройные девушки этого Мира», и о «яркой многоцветной радуге, которая призвана соединять любящие сердца…».

— Очень мило, — растрогался впечатлительный Мегре. — Хорошо и душевно сказано, будь я проклят.… Только, вот, что это ещё за «многоцветная радуга» такая, играющая — под здешними Южными Созвездиями — роль Амура со стрелами?

— О, это очень симпатичная, слезливая и, главное, страшно-романтичная история, — неожиданно ожил «костюмированный» принц Чарльз. — Вернее, старинная-старинная легенда — «О непорочной девице Анхелине Томпсон и об её жёлтой розе». Попросите кого-нибудь из местных рассказать. Обещаю, что не пожалеете. Настоятельно рекомендую — в качестве непревзойдённого и умелого рассказчика — сеньора Луиса Романо. Весьма достойный и красноречивый джентльмен. Весьма…

Ожил, высказался и вновь, крепко зажмурив глаза, умиротворённо засопел.

Тем временем, пузатый шут замолчал, и разговорную эстафету (по-английски), подхватил его тощий коллега, тут же начавший петь цветастые и многословные дифирамбы «древним и красочным традициям», а также «благородным людям, регулярно помогающим эти вышеупомянутые традиции чтить-развивать самым достойным и весёлым образом…».

«Всё понятно», — мысленно усмехнулся Макс. — «Толстый шут выдвинут от местных городских Властей. А субтильный является, чтоб мне по субботам в баню никогда не ходить, официальным и полномочным представителем банкирского семейства Ротшильдов. Следовательно, именно тощему шуту и следует уделить самое пристальное внимание. Если, конечно, такая возможность представится…».

Приветственные речи, наконец-таки, завершились, и шуты — поочерёдно и на разных языках — торжественно объявили, мол: — «Юбилейный, семьдесят пятый по счёту «Карнавал Святого Джедди, Покровителя диких камышовых котов и кошек», объявляется открытым! Веселитесь, добропорядочные граждане и гражданки!».

И означенные граждане и гражданки, естественно, не заставили себя долго просить и уговаривать. Это в том смысле, что всё вокруг тут же заполнилось восторженными воплями-визгами, а также нескончаемым грохотом от запускаемых в ночное небо ярких петард и многоцветных фейерверков. Уточняю, от многих сотен (если, конечно, не тысяч), запускаемых петард и фейерверков.

А ещё минут через пятнадцать-двадцать, когда «фейерверковая» канонада постепенно стихла, и вновь напомнили о своём существовании духовые оркестры, началось карнавальное шествие, во главе которого выступала шестёрка тёмно-гнедых породистых лошадей, влекущая вперёд круглую платформу с двумя шутами и четырьмя длинноногими девицами в карнавальных костюмах — «а-ля очень развратная Коломбина».

«Крупы лошадей, естественно, покрыты светлыми попонами с вышитыми на них гербами Ротшильдов», — с удовлетворением отметил Максим. — «Молоденький золотистый лев, светлый равнодушный единорог, смуглая рука, крепко сжимающая пучок стрел, арфа, сова, рыцарские шлемы, чёрные двуглавые орлы. Вещий сон, мои прекрасные дамы и сиятельные господа, это вам ни хухры-мухры…».

Остальные карнавальные платформы, следующие одна за другой, были размещены на разномастных грузовых автомобилях.

На второй расположился весьма достоверный ушастый хоббит, а также большая клетка, в которой расслабленно скучали три огромных тёмно-бурых камышовых кошки. Хоббит усердно работал тоненькой стальной пилкой, намереваясь перепилить один из толстых клеточных прутьев, дабы выпустить усатых узниц на волю.

На третьей платформе сразу четыре «доньи Розаны» лихо и слаженно отбивали чечётку.

— Вот, а я что говорил? — взволнованно зашептал Мегре. — Где они, стопроцентные и железобетонные гарантии, что наша с тобой донья Розана является «настоящей», а?

— Нет никаких гарантий, — тяжело вздохнув, согласился Макс. — На этом тропическом карнавале, похоже, ничему и никому нельзя верить. И, в первую очередь, собственным глазам…. Кстати, а куда — в конечном итоге — направляются все эти карнавальные платформы?