Ольга Ларионова - Сотворение миров

— Паноптикум, — не выдержала Серафина.

— Вам — паноптикум, а мне — самотоп. Приходится хватать второго карася и во всю ширину легких давать команду: «Руки за спину!!!» Пока моя команда очень, заметьте, нехотя приказ выполняет, я при помощи все той же рыбьей силы аннулирую все, не имеющее непосредственного отношения к морскому промыслу, затем рычу боцману: «Держать всех под гипноизлучателем, к рыбе не допускать!» — и ныряю в рубку.

— Был хоть излучатель-то?

— А, только кобура, да и в той боцман, сластена невероятный, финики держал. Да, вызываю я командующего флотилией, а тот полагает, что я опять с рекламацией на кибер-разведчика, и мне встречный выговор, повод ведь всегда найдется. Чтобы не кляузничал. Едва я сквозь его капитанский акустический заслон пробился, докладываю о сложившейся ситуации, а он в хохот. Не верит ни единому слову, но признает, что лихо закручено. Просит: потратьте, мол, одну никудышную рыбешку на второе солнце, поскольку при нескончаемом дне путина пойдет вдвое веселее. Зубоскалит, значит. Ну, выложил я все, камеру на сортировочный лоток направил, но крупного плана не получается. Золотые блики картину скрадывают. Убедила его только крупная золотая чешуя у меня на куртке. Задумался мой командир. Тут не то что годовой план, тут из океана в один момент рыбную солянку учинить можно. Одна беда: не в его правах и обязанностях такой приказ отдавать. Тут требуется начальство помасштабнее. Посему он оперативно связывает меня с капитан-директором объединения всех тропических флотилий.

— Тот, естественно, не верит…

— Как это вы догадались? Таки да, не верит. И показать ему ничего нельзя, потому как заседает он в Бубунимапишме — был такой город на понтонах, сейчас уже лет тридцать как пересадили его на какой-то атолл и переименовали в Мирный.

— А! — сказали все хором.

— Ну, я сейчас уже не помню, что я тогда с его капитан-директорским понтоном сделал, — крупную рыбку на то потратил, живучую… Поверили мне. Но опять же — ответственность! Как вы подсчитали, в среднем осуществимы сто тысяч желаний, и начинать надо, разумеется, с глобальных. А каких?

— Ну, я собрал бы президиум всемирной академии, как минимум, — глубокомысленно протянул Кёлликер.

— То есть доверить каким-то сухопутным деятелям то, что преподнес нам его величество океан? Ну, я посмотрел бы на моряка, который согласился бы с вашим предложением. А посему соединяет меня мой капитан-директор с самим Управлением Мирового океана, выше у нас, флотских, уже некуда.

— Это где флаг-президентом был Коркошко? — спросил Артур.

— Вот-вот, его тогда только назначили, а я его еще по Калининградской рыбной академии помню, он на четыре курса старше меня был, но когда я назвался, узнал меня сразу. Ну, думаю, хоть тут-то не придется долго убеждать… Не тут-то было. Я ему и про Пизанскую башню, и про огнетушители, а он мне: «Ай-яй-яй, на рабочем месте и в разгар путины…» Ну, я прямо света белого невзвидел. Если я его сейчас не доконаю, то сделают посмешищем на два полушария, такие басни про меня начнут рассказывать. Потому командую уже привычно: «Боцман, рыбку!» Пихаю ее прямо в микрофон носовой частью, и она лепечет еле слышно: «Отпусти ты меня, старче…» — а в ответ хохот. Коркошко грохочет на всю океанскую акваторию.

— А вы бы на его месте не смеялись? — спросил Теймураз.

— На его месте я бы тоже смеялся. А он на своем месте мне говорит, и вполне резонно: у тебя, мол, там многодетная мать, она, ради того чтобы к своим сорванцам на пару дней в интернат сбегать, и рыбьим голосом заговорить может… Логично. Но я на своем месте беру твердой рукой под жабры вышеупомянутый фольклорно-сказочный персонаж, даю ей некоторые указания, отчего ее прямо-таки дрожь пробирает, и швыряю в иллюминатор. «Товарищ Коркошко, — спрашиваю, — перед тобой на столе ничего не имеется?» — «Нет, две бумаги на подпись…» — и осекся. Потому как появилось перед ним то, что я рыбке моей заказал, и он без дыхания на это чудо смотрит.

— А-а-а?.. — хором протянули Артур и Солигетти, но Лерой великолепнейшим образом проигнорировал их любопытство.

— Итак, молчим мы минуту, потому другую, затем Коркошко, легонечко заикаючись, спрашивает: «А из чего ЭТО сделано?» — «Из сплава платины с иридием, — говорю я мстительно, — как в Парижской палате мер и весов». — «Тогда подожди, я ЭТО в сейф спрячу… Вот так. А теперь слушай: все пригодные емкости — под аквариумы. Комиссию ихтиологов комплектую немедленно и высылаю суперскоростным транспортом. А до ее прибытия отбирай наиболее типичные экземпляры, с запасом, естественно, а остальное — за борт. В целях воспроизводства. Вопросы имеются?» — «Имеются. Как быть с командой?» — «Действительно… Ну, долго думать не будем, по три рыбки в руки, да предупреди, чтобы все желания были строго локальными, никаких там вспышек сверхновых, остановок времени и повального бессмертия. И без нарушений устава корабельной службы. И еще: передовикам производства накинь-ка по одной премиальной». — «Разрешите выполнять?» — «Еще минутку… Многодетная мамаша там у тебя, так ты ей выдели по одному желанию на чадо, соответственно». — «Все, товарищ флаг-президент?..»

— Да, — сказал Кёлликер, — и я на вашем месте занервничал бы.

— Нервничать — это не то слово. Он тянет и тянет, а у меня единственное желание — по микрофону заклепочной кувалдой… «А теперь насчет тебя лично, — говорит. — Ты уж возьми себе еще одну единицу, чтобы выполнение плана обеспечить и выпущенный косяк компенсировать, а то знаю я тебя, все свои личные желания на это потратишь. Ну, пока все, капитан Лерой, приступайте к выполнению». — «Есть!» — и кубарем на палубу…

Лерой вдохнул терпкий соленый воздух и задумчиво поскреб серебряную шерсть на груди:

— Вылетаю я на палубу, а там — тишина. Мертвая.

Хотя весь его рассказ и был рассчитан на увеселение приунывшего коллектива, скорбный финал произвел соответствующее впечатление — никто даже не улыбнулся.

— Уснула, сердечная, — тоненько и жалостливо запричитал Солигетти. — И вместе с премиальными… И с планом месячным… И со всем прочим…

— Улов-то куда пошел? — деловито осведомился Артур, не допускавший мысли о том, что одиннадцать тонн такого добра может быть потеряно для едоков планеты.

— Что — улов! Для моих трюмных автоматических линий это — пять с половиной минут обработки. И пошли баночки: «Золотая рыбка в собственном соку»; «Золотая рыбка в томате»; «Золотая рыбка с рисом и морской капустой»…

— Ну хорошо! — подытожил Кёлликер. — Сии деликатесы вот уже шесть десятков лет как съедены и позабыты, но как там с вашим платино-иридиевым доказательством? Оно-то ведь практически бессмертно и должно было сохраниться?