Дмитрий Шубин - Тигр на свалке

– Божья матерь, – произнес я. – Куда это все? Праздник, что ли, какой?

– Да ты че, Сандро, – ответил Дюк. – Уик-энд! У нас выходные дни – это и есть праздник. Люди всю неделю ждали только выходных дней, чтобы оторваться как следует. Жизнь-то идет! Никто не хочет прожигать ее лишь на работе. Ты не представляешь, сколько у каждого служащего отгулов, прогулов и «библиотечных дней». А тут официальные выходные! Ты во Франции, приятель. Вон те автолеты, что вверху, это парижане летят в загородный дом или к родственникам, может просто на природу или на побережье. Остальные спешат в Париж – просадить заработанные деньги на разных развлечениях. Вот доживем до Дня взятия Бастилии, тогда увидишь, что такое официальный праздник.

Въехав на бетон тракта, водитель втиснулся в поток электромобилей, в основном большегрузных, и стал набирать скорость. Потом переместился в крайний левый ряд и, потянув штурвал на себя, поднял лимузин в воздух. Он осторожно вписался в череду автолетов, летящих в сторону Парижа, водители которых ориентировались по карте, выведенной на панельные дисплеи бортовых компов, а компы ориентировались по невидимым маячкам, установленным вдоль наземной трассы, в то же время сверяясь и со спутниковыми сигналами. Мы не спешили и поэтому не стали подниматься на верхнюю скоростную полосу. Водители представительских машин, а мы летели в салоне именно такой, должны были быть профессионалами, что называется, поневоле, ведь любое маломальское столкновение несло колоссальные убытки. Ремонт подобных машин мог разорить любого виновного в аварии.

Внизу, справа и слева проплывали ухоженные поля, небольшие фермерские хозяйства. Андрэ полез в холодильник, извлек оттуда темную бутыль с бордо и разлил вино в бокалы. Тем временем Дюк врубил в салоне музыку так громко, что шоферу ничего не оставалось, как отделиться, перекрыв водительскую часть машины звуконепроницаемым и пуленепробиваемым щитом.

– Отец какой-то у тебя странный, – сказал я Дюку.

– Это почему? – спросил тот.

– Дает машину с водителем, чтобы ты веселился, разрешает пить вино.

– У-у, – Дойчер махнул рукой. – Это еще че. Вообще-то отец мой развелся с матерью еще пару лет назад. Теперь меняет женщин, как перчатки. Однако мать сильно настроена, чтобы отец все же мне помогал. Ну, он помогает тем, что делает все, что я захочу. Лишь бы я случайно не капнул мамуле о его невнимании ко мне. Кстати, папа нередко любит мне повторять, что если бы в молодости не зажигал по полной программе, то вряд ли стал бы замом главного прокурора Франции.

– А мать что, тоже не против? – поинтересовался я.

– У матери новый муж. Она занимается бизнесом, вечно занята, и все, что для меня делает, так это периодически звонит и спрашивает: «Отец помогает тебе?» И когда я отвечаю, что да, она приговаривает: «Смотри, не шали там слишком сильно». В общем, моя жизнь вполне устраивает всех, включая меня.

– У меня хуже, – признался Андрэ. – Родичи постоянно норовят вмешаться в мою жизнь. То не делай, этак не поступай. Приходится вести двойное бытие. При родителях я пай-мальчик. Кстати, они упорно настаивают на том, чтобы я после колледжа занялся карьерой военного. А для начала, как они считают, я обязательно должен пойти в армию. Сам же я, конечно, туда идти не намереваюсь, впрочем, жизнь покажет.

Когда успели допить бутыль десертного бордо, тогда я понял что мы уже в пригороде Парижа. Он начался сразу, словно автолет пересек невидимую границу. Вид странный, даже немного противный, нет, конечно, это было лучше, чем «Район трущоб», но все же я ожидал увидеть что-нибудь иное, более солидное. А тут, кварталы огромных многоквартирных домов с плоскими балконами и лоджиями, на которых сушилось белье. Серый бетон. Кругом – серый бетон. Потом пошли промышленные строения, какие-то заводы и фабрики. Начали появляться щиты с голыми девицами, рекламирующие непонятные мне товары. Когда мы пролетали над мостом, я увидел вдалеке слева силуэт, который нельзя было не узнать, – Эйфелеву башню. Вскоре сплошной стеной стали наплывать небоскребы, огораживающие Париж кольцом. Центр города считался заповедной зоной, строительство там почти не велось. До сих пор в Париже имелись целые кварталы, не изменившиеся со времен Дюма, не имеющие горячей воды и канализации, вообще без каких-либо цивилизованных удобств.

Мы выехали на кольцевую трассу, забитую автолетами, и шофер, видимо решив, что быстрее будет продвигаться по асфальту, начал перестраиваться в нижний ряд, потом – на асфальтированную дорогу. Он в наклон почти уперся в багажник какой-то машины, но поставить горизонтально заднюю часть никак не мог, потому что сзади автолет подпер какой-то мусоровоз. Послышался действующий на нервы сигнал клаксона, и водитель муниципальной службы высунулся из кабины и закричал:

– Куда прешься, ишак хренов!

Мы сидели в наклон, но Дюк умудрился открыть верхний люк и, высунувшись наружу, показал недовольному парню средний палец.

– А вот это ты не хочешь, con [58] Con. – Ругательство. Некогда считалось исключительно вульгарным. В наши дни во Франции используется направо и налево. Вполне приемлемый перевод – «кретин чертов». ? – выкрикнул он. – Попробуй задень машину, я заставлю тебя ее купить.

Покупать лимузин водитель мусоровоза явно не собирался. Он выругался, сел вновь за баранку и, не зная, что ему теперь делать, только и смог, что давить на клаксон. Однако через пару минут поток сдвинулся, и мы благополучно встали на колеса. На первом же перекрестки свернули в узкий проход улицы, и теперь уже никто нам не мешал. Теперь лимузин пробирался мимо помпезных домов XIX века и людей, спешащих по тротуарам. Далее пошли уличные кафе, парки и сады, запах пищи, проникающий в салон. Парижская жизнь кипела так, как я никогда и нигде в жизни не видел.

– У моего папаши в холодильнике ни грамма спиртного! – крикнул Дюк и, убавив звук проигрывателя, вызвал через селектор водителя. – Эй, Гарольд! Притормози около магазина, надо заправиться вином или пивом.

Немногословный Гарольд резко свернул в сторону, машина поднырнула под эстакадой метрополитена и затормозила возле тротуара. Вывеска магазина гласила просто: «Маркет». Мы выползли из салона и направились внутрь помещения. Я заходить не стал, оставшись подышать свежим воздухом и осмотреться. Все-таки я впервые был в Париже. Наверху на эстакаде затормозил состав метропоезда. Вниз с двух сторон перрона по ступенькам эскалаторов, накрытых прозрачной крышей и спускающихся прямо на тротуар, спешили люди. Кругом пестрела всепоглощающая реклама на огромных щитах и объемных голографических роликах, проецирующихся прямо в воздухе. Я присмотрелся, пытаясь понять, что рекламируют. В основном выставляли новомодную разработку профессора Плешнера именуемое проект «Оживление». Компания «Байкалов И. Т. П.» имела права на реализацию этого проекта. В рекламных роликах, демонстрировалось это примерно так: