Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера

Эту историю Лайма рассказала двум психиатрам: господину Сурику и господину Элвису. Господин Сурик ничего определенного Лайме не сказал, а Мюллеру сказал, чтобы тот не давал жене трогать острые предметы, ибо безумие не за горами, предвестники налицо и до полной невменяемости ждать осталось недолго. А господин Элвис сказал, что одна-единственная бредовая конструкция, да еще ничем не отягощенная, внимания не заслуживает и в лечении не нуждается. Надо только каждый вечер заваривать и выпивать стакан конопляного экстракта вот по этому рецепту.

— Если каждый день употреблять коноплю, разве это поможет? — удивился Мюллер.

— Нет, — ответил Элвис. — Но это приятно.

Однажды какие-то проходимцы привезли в Палеополис керамический кинжал, которым Митра якобы зарезал того самого быка, рядом с которым его везде изображают. Образованные и здравомыслящие граждане поначалу только смеялись над глупым суеверием — это ж каким тупым надо быть, чтобы всерьез поверить, что керамический кинжал мог сохраниться столько лет, не сломавшись! А знаменитый историк господин Рух на вечеринке в императорской гостиной заявил во всеуслышание, что во времена Митры керамические кинжалы делать еще не умели. Но на следующий день стало не до смеха. Все столичное простонародье реально поверило, что это тот самый кинжал, и на площади перед храмом, где его выставили, собралась толпа, была жуткая давка, больше сотни трупов, короче, ужас. На третий день на место трагедии явился первосвященник и произнес проповедь, что вчерашняя давка — вовсе не отсев идиотов из городской популяции, а проявление горячей веры, и те несчастные, которых вчера затоптали, сегодня уже в раю. А когда первосвященник закончил, откуда ни возьмись появились двадцать высоких чиновников и двадцать деятелей культуры, их провели к кинжалу без очереди и дали помолиться каждому по минуте. Но на самом деле деятелей культуры было не двадцать, а девятнадцать, двадцатой была Лайма — приглашали Мюллера, но тот отказался, а Лайма обрадовалась и пошла вместо него. И потом была счастлива, как кошка, поевшая сметаны.

Однако достаточно о Лайме, поговорим о Мюллере. Как уже упоминалось, он теперь заведует больницей Всех Святых, той самой, в которой начинал свою карьеру. Великий трактат, на который Мюллер потратил больше десяти лет, дописан до конца, многократно переписан и перепечатан на новомодном книгопечатном станке. Говорят, его перевели на далалайский язык, но это ерунда, все знают, что обитатели архипелага поголовно тупые, а зачем тупому человеку читать медицинский трактат? Разве что как снотворное. Зато в империи каждый уважающий себя знахарь держит на книжной полке экземпляр Мюллерова трактата, а если кому книга не по средствам, тот заказывает имитацию из обшитого кожей деревянного бруска. Потому что знахарь, у кого на полке великого трактата нет — совсем конченый неудачник, к такому ни один дурак не пойдет лечиться. А в нижнем городе появилось поверье, что книга Мюллера обладает целебной силой, и если приложить ее к больному месту, это помогает без всякого камлания, и если даже приложить не саму книгу, а ее имитацию, это тоже помогает, хотя и с меньшей вероятностью. Последнее объясняется просто — боги ленивы, им не всегда хочется вникать в подробности дела, достоверно выяснять, настоящий ли священный предмет использован или подделка. Есть вероятность, что в каком-то конкретном случае бог всерьез заинтересуется этим вопросом, но не так уж и велика эта вероятность.

На личности Мюллера великая слава почти не отразилась. Обычный человек, когда достигает подобного успеха, становится чванливым и высокомерным, но Мюллеру, казалось, не было никакого дела до социального статуса. Обычный человек в торжественные дни нацепляет все дозволенные украшения, а Мюллер не носил ни перстни, ни золотую шейную цепь, ни шелковый галстук, а его камзол подошел бы обычному рядовому знахарю, но никак не светилу медицинской науки. Однажды кто-то спросил его, почему он допускает непотребство в одежде, а Мюллер ответил:

— Так это прикольно! Все вокруг в кружевах, бриллиантах, а я оборванец оборванцем, а обращаются почтительно, сразу видно — великий ученый.

Подобно Лайме, у Мюллера тоже была мания, но другая, направленная не в прошлое, а в будущее — он был убежден, что скоро наступит конец света. Это убеждение Мюллер держал при себе, ни с кем не делился им, только изредка оно прорывалось в разговоре, и поведение Мюллера в такие моменты не соответствовало его мрачной убежденности, особенно если учесть, что религиозным он не был, и ни в посмертное воздаяние, ни в реинкарнацию не верил. Если кто твердо уверовал в конец света, с таким человеком происходит одно из двух — либо ныряет с головой в запой, разгул и наркоманию, либо, наоборот, раздает имущество бедным и начинает молиться и поститься, пока не помрет от недоедания и нервного истощения. А Мюллеру было как будто без разницы, стоит мир на месте или уже вовсю уничтожается. Многие студенты думали, что профессор Мюллер так шутит, а то, что шутка кажется несмешной — это оттого, что ее не поняли, и это неудивительно — Мюллер вон какой умный. Но на самом деле Мюллер не шутил. Он выглядел равнодушным не из-за бесстрастия, а по другой причине — о грядущем конце света он знал давно и уже привык, что так будет. Но другие не знали, что он знает давно.

Из пятнадцати лет, отведенных Омену Разрушителю пророчеством, прошло четырнадцать с половиной. Это, однако, не означает, что мир простоит еще полгода, Мюллер давно понял, что пятилетний интервал между сверхъестественными событиями соблюдается не в точности, а приблизительно, будто Птааг тычет пальцем в воображаемую временную ось, старается попадать через каждые пять лет, но если промахнется на месяц-другой — ничего страшного, и так сойдет. Впрочем, почему «будто»? Так он и делает, не зря его зовут властелином времени, ничего удивительного тут нет. Удивительно другое — почему он так охотно отзывается на молитвы Мюллера? И отзовется ли он еще раз, если попросить отменить или отсрочить конец вселенной? Мюллер надеялся на это, но проверять боялся. Самым вероятным исходом Мюллеру казалось, что Птааг убедит его изменить молитву и попросить, наоборот, ускорить конец света. В классических легендах все пророчества с участием богов в итоге выворачиваются наизнанку, это единственный возможный исход ситуации, когда смертный пытается манипулировать богами. Люди, которым довелось поучаствовать в таких играх, всегда ведут себя как идиоты. Эдип, например, почему не принял обет никого не убивать и не трахать женщин старше себя? Иисус почему не запретил себе посещать Иерусалим? Один почему не придушил Локи в младенчестве? Раньше Мюллер не понимал, почему людям (да и богам тоже) выпадает такая незавидная доля, а теперь понял. Потому что Птааг — властелин времени. Если что-нибудь выходит не по его воле, он всегда может исправить задним числом, будто все изначально было, как ему хотелось. Фактически, Птааг — самый могущественный бог во вселенной, пожелал бы — заставил бы поклоняться себе всех людей до единого, а заодно зверей, птиц и гадов, и очень хорошо, что он такого пока не желает.