Владимир Михайлов - Михайлов В. Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим

Но враги хитрили, недоговаривали. Заявили, что не могут взять на себя такой ответственности. Надо, мол, показать в столице.

Это, как понимал судья, означало, что они в глубине души считают неизвестного здоровым, но не хотят ему зла. Это было естественно, но судье от этого легче не становилось.

Он едва удержался, чтобы не накричать на них.

В столицу-то можно было и сразу отправить!

И все же самое плохое было в другом.

Самое плохое было вот в чем: врачи, простодушные, поверили, что человек этот прибыл действительно оттуда, откуда говорил. Издалека. Откуда-то со звезд. Поверили потому, что он так рассвирепел.

Почему, ну почему в его округе должны начаться такие несусветные разговоры?

Судья снова остановился перед преступником.

— Зачем же это ты, а? — спросил он.

Шувалов подумал. Говорить правду было нельзя.

— Просто так, — сказал он и пожал плечами.

Теперь судья испугался по-настоящему.

— Придется везти тебя в столицу.

Шувалов кивнул и сказал:

— Вези.

Судья вздохнул и крикнул во двор, чтобы закладывали.

Вот это был город, так город!..

Странно, если вдуматься. Что вызвало восторг? Гладкие, не булыжные, а тесаного камня мостовые, приподнятые тротуары, дома до пяти этажей — каменные, хотя встречались и деревянные в один и два этажа; это, что ли, восхитило? Или ладные экипажи на улицах, гладкие лошади? Или множество людей?

Как могло все это произвести хоть какое-то впечатление на прибывших с Земли, где стояла, вертелась, парила, летела могучая техника, где и дома стояли, висели, парили, погружались в океан, где по поверхности почти и не ездили больше, но летали по воздуху, потому что так было быстрее, спокойнее, приятнее, безопаснее… Ведь такая древность была тут по сравнению с планетой великой технической цивилизации!

Наверное, дело было в том, что они — те, кто восхищался, — сами к земной цивилизации не принадлежали, ее величие — если только оно действительно существовало, а не было придумано — ими не ощущалось, не воспринималось, как нельзя воспринять, оценить всю огромность башни, стоя вплотную к ее подножию. И другая причина заключалась, конечно, в том, что на Земле, современной Земле они пробыли не так уж долго, не успели как следует осмотреться — и снова покинули ее, канули в пространство, и те, земные, впечатления подернулись уже дымкой, а эти, здешние, были свежими. Так что, пожалуй, не столь уж удивительно, что Георгий и Питек, идя по улице, украшенной вывесками и красивыми масляными фонарями, искренне восхищались тем, что видели окрест.

Особенно тронуло их одно событие: по тротуару шли детишки — совсем маленькие детишки, десятка два; их вели две серьезные, исполненные достоинства женщины, и прохожие добро смотрели на них, а дети болтали, а иные шли важно, солидно, а кто-то сосал — видно, конфету, но о конфетах эти двое землян не знали. Георгий и Питек остановились, пропуская детишек мимо, а потом обернулись и проводили их взглядами, и Георгий сказал:

— Здоровые дети. Только очень много говорят.

— Да, — согласился Питек. — Думаю, что отцы их промышляют не охотой. И им не приходится делать дальних переходов, когда женщины несут детей на спине или на боку.

И он засмеялся, но быстро перестал, и они посмотрели друг на друга.

— Дети, — хмуро сказал Георгий и взглянул наверх, и Питек тоже посмотрел туда, где находился податель света, тепла и жизни, ласковый и ни с кем не сравнимый в своем скрытом коварстве. После этого оба зашагали быстрее, спеша к центру города, в ту сторону, куда ехало больше экипажей и шло людей и где, как сказала девушка, и надо будет искать дом Хранителей Уровня. Девушку они с собой не взяли, а оставили в катере — велели защелкнуть люк изнутри и сидеть смирно. Чтобы ей не было скучно, включили тривизор, засыпали в приемник горсть кристаллов с записями, которых должно было хватить без малого на сутки. Ключ взяли с собой. Эта сторона проблемы была решена ими быстро и хорошо. А пойти в город они решили все-таки вдвоем, вопреки рекомендации. Потому что надо было сориентироваться так, чтобы потом можно было понимать друг друга с полуслова. И еще потому, что никто из них не соглашался ни оставить девушку с коллегой вдвоем в катере, ни отпустить ее с коллегой в город, опять-таки вдвоем. Потому что девушка нравилась им обоим — ну и так далее.

Они шли, мимоходом оглядывая дома, стоявшие не сплошняком вдоль тротуаров, а зигзагами, в изломах росли деревья и зеленела трава, кое-где паслись даже лошади; смотрели на небольшие зеркально-спокойные пруды, в которых плавали небольшие голубые и темно-розовые птицы, похожие на миниатюрных лебедей; и на другие пруды, где плескались пестрые рыбы, иногда выползавшие на берег и преодолевавшие несколько метров по суше; люди останавливались и смотрели на них, но не ловили, а улыбались, переглядывались, кивая головами, и шли дальше. Георгий и Питек тоже останавливались, и Питек вдруг сказал Георгию, что проголодался, после чего они пошли дальше.

Большой открытый стадион попался им на пути. Соревновались бегуны, и на трибунах было много людей; такое Питек и Георгий успели посмотреть и на Земле, но тут было иначе: люди сходили с трибун, снимали рубашки и выходили на дорожку, и бежали, и трибуны все так же волновались и шумели. Те, кто уже пробежал, одевались и снова поднимались на трибуны, и начинали кричать и махать руками вместе со всеми. Земляне посмотрели, и Питек сказал:

— Ну пойдем.

— Пойдем, — согласился Георгий. — Бегают они хорошо. Но я обогнал бы любого.

— И я тоже обогнал бы, — сказал Питек.

— Может быть. Но я — наверняка.

— Ну, меня тебе не обогнать, друг Георгий.

— Что ты, — сказал Георгий. — Я выше ростом, и ноги у меня длиннее, и я бегаю лучше, потому что умею бегать.

— Это все правда, — сказал Питек, — но тебе никогда меня не обогнать, и никого из нашего народа ты не обогнал бы. Я уже не говорю — на деревьях, но и на земле тоже.

— На деревьях ты, конечно, меня обгонишь, — согласился Георгий. — Но на земле лучше и не думай. Пойдем?

— Пойдем, — согласился Питек. И они пошли, только не прочь, а поближе к дорожке. Там они немного постояли, пока те, кто бежал, не закончили состязания, а когда стала готовиться новая группа, Питек и Георгий сняли рубашки и, как и все другие, положили их на траву; потом они встали в ряд со всеми, но не стали опускаться на колени, как те; Георгий согнулся и оперся локтем о колено, а Питек лишь наклонился слегка и выставил плечи вперед. Ударил гонг, и они побежали; горожане сразу ушли вперед — наверное, начинать бег с четверенек было все-таки выгоднее, — но Георгий быстро догнал их и вырвался вперед, и уже до самого конца не выпускал вперед никого. Питек очень старался, но так и не смог обогнать его, и Георгий прибежал первым, а Питек — четвертым.