Юлия Скуркис - Ошибка 95

Ответом ему было недоуменное молчание. Только спустя полминуты Бжезинский раздраженно спросил:

– Какого черта, Улыба? Решил меня подставить?

Наблюдатели из разных смен не имели права обмениваться информацией, касавшейся объектов, и Улыба это знал, просто этот вопрос как-то сам собой слетел с его языка.

– Прости, Ян, – поспешил успокоить его Улыба. – Понимаешь, в мою смену были кое-какие проблемы с этим, вот я и решил спросить. Но все, рот на замке. Если у тебя мелкие проблемы, ты сам без труда с ними справишься, я же тебя знаю, ты профессионал.

Бжезинский помолчал, потом произнес:

– Ладно, я тебя не видел. Обойду дом, когда вернусь, надеюсь, ты уже смоешься.

Хрустнула ветка, и Мальтон-Джек понял, что легкий и быстрый Бжезинский уже далеко.

– Эй, Улыба… – вдруг послышалось из темноты.

– Да, Ян?

– А что, часы хорошие?

– Золото.

– Ясно… Сейчас ты вряд ли их найдешь. Если что, ближе к утру, когда начнет светать, я пройдусь, может, замечу.

– Спасибо, Ян.

Дождавшись, пока ветки перестанут потрескивать, Улыба двинулся к камню.

Через минуту он уже опирался на него.

Окна, выходившие на патио, были тонированы, и Улыба не мог знать, спят ли обитатели дома, смотрят ли они головид или продолжают вести свой нескончаемый монотонный разговор о достоинствах Новой Системы, который извел даже Улыбу, несмотря на то, что тема была ему близка. А может, они сидят у окна, включив функцию ночного видения, и любуются деревьями? Улыба спрятался за камень, чтобы его не заметили. То, что объекты по-прежнему внутри, он знал наверняка, иначе, зачем дежурить возле дома наблюдателям?

Как ни напрягал Улыба зрение, нельзя было отсюда в темноте увидеть то место, куда Уокер утром прицепил минирадар.

Придется ползти. Он вышел из-за камня, кряхтя, опустился на четвереньки и прислонил набитый ужином живот к холодным плитам. Пропитавшийся потом во время бега костюм остыл, теперь он лип к телу и мешал движениям. Улыба двинулся вперед и тут же отчетливо вспомнил, как уже делал это сегодня. Он точно также медленно полз по каменной поверхности, цепляясь руками за щели. Полз к дому, чтобы снять «ухо». Рука коснулась стены. Не здесь это было, дальше, между окнами, прямо над цоколем. Вот в этом самом месте. Разумеется, здесь ничего нет. Для чего же он тогда пришел?

Теперь память прояснилась. Улыба вспомнил отчетливо, как из-за шума в наушниках пришлось отключить минирадар. После того, как они с Руди вызвали группу захвата, – а вызвали они ее, когда услышали слова Смита о том, что он собирается допросить хозяина дома каким-то страшным способом, и, надо заметить, к тому времени хозяин был уже связан, – так вот, после этого ни Мальтон-Джек, ни Уокер уже не цепляли «ухо» на стену. Оно так и осталось лежать в кармане Улыбы, пока он не обнаружил его там, когда искал электронный ключ. Потом минирадар перекочевал в коробку от полифункционала, где – о нет! – возможно, лежит и до сих пор.

Улыба сел, прислонился спиной к стене.

У хозяина дома были связаны руки… он называл пришедших преступниками… Потом речь шла о биосиверах и о мозге… Если хочешь жить, говорил объект, ты должен кое-что сделать… или объяснить… Потом сам хозяин рассказал, как включить антирадар. И потом грохот в ушах.

Но ведь все, что они с Руди слышали, должен был слышать и диспетчер. Тот наверняка сообщил об этом шефу, почему же они позволили группе захвата спокойно удалиться?

Улыбу вдруг снова бросило в пот. Он понял, что впервые в жизни отразил в отчете – пусть даже формальном – неверные факты: не упомянул там ни разговор между объектами о связанных руках, преступниках, биосиверах и антирадаре, ни о поломке оборудования, ни о том, что они половину дежурства проваляли дурака, спрятав минирадар в коробку от полифункционала и слушая фальшивую болтовню, которую транслировал им неизвестный оператор.

«Надо срочно исправить эту ошибку», – подумал Улыба. Если он сделает это прямо сейчас, его простят. Он совсем не хочет быть участником программы реабилитации преступников, он хотел бы стать клиентом, но только добровольно, с сохранением всех условий – семьи, работы, привычного досуга…

Улыба грузно сполз на плиты и двинулся в обратном направлении. А что если сменщики обнаружили их досадную ошибку? Как бы они поступили? Уж точно Бжезинский не признался бы ему в этом. Они бы вернули «ухо» на стену, разумеется в каком-нибудь другом месте, и стали бы внимательно прослушивать разговоры внутри…

Но антирадар! Он не дал бы им это сделать. Тогда бы это насторожило наблюдателей, и они… Но повода вызывать группу захвата не было, потому здесь пока тихо. Значит, так и есть. Коллеги посмеялись над ними. Может, и сейчас они сидят где-нибудь поблизости и, надев очки ночного видения, следят за ним, видят его перепуганную рожу и едва сдерживают смех.

Черт! Бжезинский предупредил, что сделает круг и вернется. С минуты на минуту он должен быть здесь.

Мальтон-Джек поспешил обратно.

«Будь что будет», – подумал он. Смена сдана. Отчет, как ни крути, формальность. Он особо ни к чему не обязывает, есть ведь диспетчер, который все слышит и записывает, вот с него пусть и спрашивают».

Улыба дополз до гравия, свернул за камень и поднялся. Пора уходить. Выставив вперед руки, наклонив голову и жмурясь, чтобы иголки не попали в глаза, он двинулся обратно. Под ногой хрустнула ветка, и Улыба замер, прислушиваясь, не идет ли Бжезинский, но вокруг было тихо, и он снова двинулся вперед, пока не дошел до трех елей. Тут Улыба решил немного отряхнуться, проверить, не порвана ли одежда, потому что идти по городу пешком в рваной одежде, пусть даже в такое время, не очень то хорошо, особенно, если ты работаешь в полиции.

Одежда оказалась цела. Мальтон-Джек собирался уже идти домой, но тут рядом с ним произошло какое-то движение, зашелестела сухая трава, и послышалось бряцание металла.

– Они нас больше не видят, – сказал Айвен. – Они слепы. – Он сделал короткую паузу, скользнул взглядом по связанному женскому телу. – Подожди.

Айвен разрезал веревки ножом, принесенным из кухни, и помог Миле сесть. Затем подобрал с пола ее одежду, бросил на кушетку.

– Но мы по-прежнему с тобой соединены, – проронил Айвен.

Мила ощущала боль в горле, ссадины на шее горели огнем, голова кружилась, и в теле была такая слабость, что она, одевшись, тут же снова опустилась на кушетку.

– Да, я чувствую, – выговорила Мила. – На какое-то время это проходило. Я тебя не слышала, даже боялась, что ты задохнулся в этом проклятом гробу…

Она уловила его удивленный взгляд, а вслед за этим попытку сдержать что-то, исходящее не из разума.

– Ты цела? – спросил он. – Кажется, обошлось.