Сэмюэль Дилэни - Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен]

— Майор Тумар, мне очень жаль, но по причине неисправности связи я получил ваше сообщение только сейчас. Из-за беспорядков мы получили инструкцию допускать к работе в отделах лишь уполномоченных лиц по специальному разрешению.

— К дьяволу уполномоченных! — закричал Тумар. — Если вы не передадите это немедленно, к вечеру умрет полгорода.

— Извините, сэр, но… Ну хорошо, я передам главному инженеру Коммуникаций, когда он вернется.

— А когда он вернется?

— Не знаю.

— А кто уполномоченные?

— Только члены Совета, сэр, и то лишь те, кто имеет непосредственное отношение к военным действиям.

— Ясно, — сказал Тумар и выключил связь.

Он сделал семь копий оповещения, сопроводил их объяснительной запиской для семи членов Совета, когда позвонил главный инженер.

— Майор, в чем дело?

— Видите ли, семь тонн рыбы выброшено на улицы.

— И вы говорите, она отравленная?

— Да. Проследите, пожалуйста, чтобы об этом объявили по всему городу и как можно скорее. Речь идет о жизни и смерти.

— Нам приказано передавать только военные сообщения. Но я понимаю, что ваша весть не менее важна. О, это объясняет некоторые сообщения, которые мы получили. Я уверен, что одно из них касается вас.

— Так что же? — спросил Тумар после паузы.

— Я не имею права передать его вам, сэр.

— Почему?

— Вы не уполномоченный, сэр.

— Черт побери, найдите его немедленно и прочтите мне.

— Ладно… вот оно, сэр. От начальника отряда городской полиции.

Донесение коротко сообщало, что двадцать три человека, в том числе полковник Климен, затоптаны насмерть толпой голодных обитателей Адского Котла, толпа, примерно в две с половиной тысячи человек, состояла в основном из иммигрантов.

Полторы тонны рыбы были в конце концов убраны с улиц и уничтожены. Но пять с половиной тонн разошлись по городу. Главный инженер добавил, что, пока они тут беседуют, оповещение пошло в отделы, но пусть майор снова позвонит в 27 «Б», может, у них связь наладилась.

В аквариуме заступила вторая смена рабочих. В громадном плавучем здании протянулись ряды прозрачных пластиковых труб по три фута в диаметре, с тетроновыми поршнями на концах. Вибраторные сети делили трубы на двадцатифутовые участки. Узкие мостики связывали шестиэтажную систему, ее заливал красный свет от фосфорных стержней, выступающих из поршней. Свет раздражал рыбу, чтобы она была все время в движении и на виду: только в этом случае можно было быстро обнаружить болезнь или деформацию. В прозрачных трубах рыба подвергалась вибрации, питалась, жирела, проходила сортировку по возрасту, размерам и породам, а затем шла на убой.

Приблизительно через два часа после начала работы один из рабочих, мокрый от пота, пришел в лазарет с жалобами на общую слабость. Жара часто доводила рабочих до изнеможения, поэтому доктор велел ему немного полежать. Через пять минут у рабочего начались судороги. Вероятно, ему уделили бы большее внимание, но несколько минут спустя с мостика шестого этажа упала женщина и размозжила себе череп.

Рабочие собрались вокруг ее тела у конца разломанной трубы. В увеличивающейся луже слабо шевелила плавниками жирная красная рыба.

Женщины, работавшие с погибшей, сказали, что она жаловалась на плохое самочувствие, а когда пошла по мостику, вдруг забилась в конвульсиях. Когда доктор вернулся в лазарет, рабочий был в жару, и сестра сказала, что его сильно рвало. Вскоре рабочий умер.

В следующие два часа около четырехсот рабочих после приступа судорог умерли. Лишь одного, всегда выпивавшего за ленчем две кварты молока, успели доставить в Торон, в Медицинский центр, но через десять минут он все-таки умер. В Медицинском центре это был первый случай, лишь после шестнадцатого был поставлен окончательный диагноз — отравление барбицидом. И тогда только вспомнили об утреннем распоряжении Военного министерства найти противоядие.

— Каким-то образом, — сказал доктор Уинтл, — эта отрава попала в пищу. Возможно, по всему городу.

Он сел за стол и написал обращение к гражданам Торона, содержащее описание признаков отравления барбицидом, название противоядия, рекомендацию немедленно принять пищу, содержащую большое количество кальция, и обратиться в Медицинский центр.

— Срочно пошлите это в Военное министерство и по всем каналам информации, — сказал он своему секретарю.

Когда помощник главного инженера Коммуникаций (самого инженера не было) получил послание, он даже не потрудился взглянуть, от кого оно, а с отвращением бросил его в корзину, пробормотав что-то о некомпетентности. Если бы уборщики удосужились подсчитать, они обнаружили бы в разных корзинах тридцать шесть копий оповещения майора Тумара.

Лишь малая часть отравившихся попала в Медицинский центр, и тем не менее врачи едва успевали справляться с потоком пациентов, стонущих и бьющихся в судорогах. Почти с самого начала в приемной торчали двое мужчин и подозрительно оглядывали всех поступивших. Но всем было не до них, и никто не придал значения произошедшему инциденту. Скоро внимание мужчин привлекла девушка лет шестнадцати, со снежно-белыми волосами и сильным стройным телом. Состояние девушки было тяжелым, пот струился по ее лицу. На шее висело ожерелье из ракушек.

— Она, — сказал один из мужчин другому.

Тот кивнул, подошел к врачу, который в это время делал уколы, и что-то прошептал ему на ухо.

— Конечно нет! — возмутился врач. — Пациенты должны по крайней мере двое суток отдыхать, кроме того, они нуждаются в тщательном наблюдении после инъекции противоядия. У них крайне низкая сопротивляемость и осложнения…

Мужчина сказал что-то еще и предъявил какую-то бумагу. Доктор подошел к постели девушки, быстро сделал ей два укола, записал ее имя и фамилию — Алтер Ронайд — и заявил:

— Должен вам сказать, что я категорически возражаю и буду…

— Ладно, доктор, — сказал первый мужчина, поднял Алтер и вынес ее из здания больницы.

У королевы-матери была своя приемная. Королева сидела на высоком троне и рассматривала фотографии. На двух была комната кронпринца. На одной принц сидел на постели в пижамных штанах и прижимал пятки к боковине кровати; у окна стояла беловолосая девушка в ожерелье из ракушек. На второй принц положил руку на спинку кровати. Девушка отвернулась к окну. На третьей фотографии, снятой через замочную скважину, был в очень большом увеличении человеческий зрачок; сквозь радужную оболочку виднелись пунктиры и крошечные линии сетчатки.

На подлокотнике трона лежала папка с надписью: АЛТЕР РОНАЙД.

В папке лежало свидетельство о рождении, четкая фотография той же самой сетчатки, контракт с бродячим цирком, диплом об окончании начальной школы, квитанции за трехлетний курс гимнастики, медицинский счет за лечение растяжения связок и два бланка с адресами. Там же находились сведения об Алине Ронайд (матери, ныне умершей) и Рэре Ронайд (тетке по матери, официальной опекунше).