Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой

О, этот Гольфстрим! Он оправдывает свое название царя бурь. Он создает ужасные циклоны различием температуры в слоях воздуха, расстилающихся над поверхностью его течения.

За дождем последовали потоки огня. Дождевые капли обратились в искры. Можно было предположить, что капитан Немо ищет достойной себя смерти — смерти от молнии. В эту бурю «Наутилус» подвергся столь сильной килевой качке, что его стальной бивень высоко поднимался, служил громоотводом, и я видел, как из него сыпалась масса искр.

Весь разбитый, измученный, я приполз к подземной двери. Я поднял ее и вошел в салон. Стоять внутри «Наутилуса» было невозможно.

В полночь, по приказанию капитана Немо, резервуары стали наполняться водой, и «Наутилус» тихо погрузился в глубь вод. Сквозь окна салона я видел испуганных больших рыб, которые неслись, как привидения, в огненных водах. Некоторые из них были убиты громом на моих глазах.

«Наутилус» продолжал погружаться. Я полагал, что он найдет спокойствие на глубине пятнадцати метров. Нет! Верхние слои были слишком взволнованы. Чтобы достичь полосы спокойствия, пришлось опуститься в недра моря на пятьдесят метров.

Но зато здесь какое спокойствие, какая тишина, какая тихая среда! Кто бы сказал, что на поверхности океана свирепствует страшный ураган.

Последствием этой бури было то, что нас отбросило далеко на восток. Всякая надежда на бегство вблизи Нью-Йорка или Святого Лаврентия исчезла. Бедный Нед в отчаянии уединился, как бы следуя примеру капитана Немо. Консель и я, мы больше уже не расставались.

Я сказал, что «Наутилус» отнесло на восток. Следует выразиться точнее, сказав: к северо-востоку. В течение нескольких дней он блуждал то под водой, то на поверхности волн, среди морских туманов, столь опасных для мореплавателей. Эти туманы вызывают главным образом таяние льда, что и поддерживает влажность атмосферы. Сколько кораблей погибло в этих местах, когда уже становились видными ненадежные огни на борту! Сколько было несчастных случаев от сгущенного до непрозрачности тумана! Сколько кораблей подвергалось ударам о подводные камни, шум прибоя волн о которые заглушался шумом ветра! Сколько столкновений между кораблями, несмотря на сторожевые огни, на предостережение свистков и вестовых колоколов!

Теперь понятно, почему дно этих морей походило на поле сражения, где лежали корабли, побежденные океаном; некоторые из них — давно погибшие, были уже затянуты илом, другие — недавние жертвы, отражали лучи нашего маяка своими железными и медными частями. Среди них многие погибли со всем своим грузом, экипажем и эмигрантами. Статистика подвела итоги жертв в таких опасных пунктах, как мыс Рас, остров Святого Павла, пролив Бель-Иль и залив Святого Лаврентия. В течение всего нескольких месяцев сколько погибших кораблей занесено в погребальные списки обществ, совершающих рейсы в Рояль-Маль, Инман и Монреаль: «Сольвейг», «Изида», «Пароматта», «Венгерец», «Канадец», «Англосакс», «Гумбольдт», «Соединенные Штаты» — все сели на мель; «Арктик», «Лионец» — пошли ко дну вследствие полученных пробоин от столкновения; «Президент», «Тихий океан», «Город Глазго» — погибли по неизвестным причинам. Только «Наутилус» безопасно проходил среди этих мрачных развалин, словно производя смотр мертвецам.

15 мая мы достигли южной оконечности Ньюфаундлендской мели. Эта мель образовалась из морской наносной земли — из значительного скопления органических остатков, — занесенной сюда экваториальным течением Гольфстрима или противоположным холодным течением от Северного полюса, которое идет вдоль американского берега.

Там также скапливаются при вскрытии льда неправильной формы глыбы, которые уносит течение. И в этих глыбах также находятся груды костей, остатки рыб, моллюсков и зоофитов, погибающих миллиардами.

Глубина моря у банки Новой Земли незначительна: не более нескольких сотен брассов, но к югу вдруг образуется глубокая впадина — пропасть глубиной в три тысячи метров. Здесь Гольфстрим расширяется — это разлив его вод; скорость и его температура уменьшаются, он становится морем.

Среди рыб, которых встревожил проход «Наутилуса», я назову циклоптера метровой длины, с черноватой спиной и оранжевым брюхом; он подает пример супружеской верности своим родичам, но находит мало последователей; зубаток с большими глазами и большой головой, весьма схожей с головой собаки; длиннохвостов, оправдывающих свое название, сияющих блеском серебра; и несколько быстроплавающих рыб, живущих вдали от северных морей.

В сети попалась также смелая, отважная, сильная рыба с крепкими мускулами, вооруженная щитами на голове и иглами на плавниках, настоящий скорпион величиной от двух до трех метров; он жестокий враг трески, наваги и семги. Это боец северных морей, в кольчуге темного цвета и с красивыми плавниками. Рыболовы «Наутилуса» с трудом овладели этим животным, которое благодаря устройству своих жаберных крышек может держать влажными жабры и таким образом жить некоторое время вне воды.

Упомянув еще на память колбней, маленьких рыб, которые долго следуют за кораблями в северных морях, и остроносых ряпушек, столь обычных в северной части Атлантического океана, перехожу к треске и преимущественно к виду лабордан, которых я видел в этих любимых ими водах на мели Новой Земли.

Можно сказать, что треска — горная рыба, потому что Новая Земля, в сущности, подводная гора. Когда «Наутилус» стал прокладывать себе путь среди их тесно сомкнутых фаланг, Консель не преминул обратиться к классификации.

— Это, оказывается, треска! — воскликнул он. — А я думал, что треска плоская, как камбала или скаты.

— Это очень наивно! — ответил я. — Треска имеет плоский вид только в торговле, так как ее предварительно разрезают вдоль и распластывают. Живая же треска имеет веретенообразную форму, весьма удобную для быстрого плавания.

— Охотно желаю верить господину, — ответил Консель. — Какое их множество… пропасть сколько!

— Э, мой друг, их было бы несравненно больше, если бы они не имели врагов в лице некоторых рыб и людей. Знаешь ли ты, сколько яичек содержится в икре, которую мечет самка?

— Скажем, самое большее — около полумиллиона.

— Одиннадцать миллионов, мой друг.

— Одиннадцать миллионов! — вскрикнул изумленно флегматичный фламандец. — Вот чему я никак не могу поверить, пока сам не сосчитаю!

— Сосчитай, Консель. Но ты много выиграешь во времени, если мне поверишь. Надо тебе сказать, что французы, англичане, американцы, датчане, норвежцы ловят треску тысячами. Ее употребляют в громадном количестве, и если бы эти рыбы не отличались такой изумительной плодовитостью, то вскоре они были бы истреблены во всех морях. В одной Англии и Америке ежегодно отправляются на лов трески пять тысяч кораблей с семьюдесятью пятью тысячами матросов. И каждый корабль привозит в среднем сорок тысяч штук, что составляет двадцать пять миллионов. У берегов Норвегии ловля трески идет в таких же больших масштабах.