Дмитрий Раскин - Судьба и другие аттракционы (сборник)

Стоял жуткий смрад. Тлело мясо. Мясо Сури и мясо охотников на него. Я не знал, что вакуумный пулемет дает такой эффект.

Меня рвало, выворачивало наизнанку, хотя давно уже было нечем, даже слюна уже не шла. Стоя застыла над брошенным на землю, бесполезным теперь пулеметом. Обессиленный, бледный Марк сел на бревно, кажется, чисто механически, сам не зная зачем связался по тейдчу с нашим спутником на орбите. Увидел, что сел рядом с женщиной (это было ее место, только теперь тело ее лежало навзничь за бревном, а ноги с торчавшими вверх коленками остались «здесь»). И если бы только увидел — он коснулся ее колена и какое-то время держал на нем свою ладонь, не сообразив, что это такое.

— Надеюсь, вы поняли, что произошло? — наконец начал Марк.

Я то ли кивнул, то ли только собирался кивнуть.

— Ни-че-го вы не поняли! Откуда у Марка есть еще силы кричать?

— Спутник… — Марк сбился, зачастил. — Я поручил ему проверить… Ни на Юге… вообще нигде больше… Их больше нет! — Марк подбежал к Стое, схватил за плечи, проорал ей прямо в лицо:

— Они были единственными, понимаешь?! Это тебе не Земля, здесь другой масштаб.

Стоя как-то странно слушала его, жадно и… — я до сих пор не подобрал слова.

— Ты уничтожила человечество, Стоя! — трясет ее Марк.

Я пытаюсь содрать его руки с плеч Стои.

— Человечество нашей прародины! — кричит Марк. — Одного с нами вида. Просто они стартовали чуть позже, и всё! — Марк с силой отталкивает меня. Я отлетаю, едва удерживаюсь на ногах. Бросаюсь на него. Мы оба падаем.

Мы катались по глине, пропитанной кровью, салом и грязью. Мы останавливаемся. Запах и грязь смерти остановили нас.

Марк сел, я пытался подняться, но проскальзывал в мокрой жиже.

— За два-три века они сожрали бы всех гирэ. — Вдруг сказала Стоя. — И даже не поперхнулись. Размножились бы донельзя и… ну дальше ты знаешь.

— Вот именно что знаю! — Марк встал, сплюнул кровь. — Ты убила миллионы еще не рожденных людей, уничтожила будущую цивилизацию и культуру. Умертвила будущего Будду и Христа.

— Гитлера и Сталина. — Стоя отвернулась от него. Марк подал мне руку, помог подняться (острая боль в моей кисти и тупая в колене). Обошел вокруг Стои, так, чтобы снова быть перед ее лицом:

— Ты и вправду считаешь себя вправе?!

— Мы все трое знали, — Стоя смотрит ему в глаза, — что опоздали. Знали, зачем летим сюда. Ни ты, ни Джон не выбили у меня это. — Стоя пнула пулемет. — Не попытались даже. Мы все хотели, чтоб так! — Стоя указала на трупы. — Нравственное чувство требовало этого. А теперь, — попытка улыбки у Стои, — то же самое чувство хочет гуманности и добра?

— Каким широким жестом ты показала сейчас! — трясся Марк. — А теперь давай-ка возьмем крупным планом. «Вот!» — он ткнул в пару. Они так и остались сидящими, прислонившись к большому камню (это из тех, кому досталась первая очередь). Они обнимались. Она положила голову к нему на плечо. Он держит в своей руке ее пальцы. У них на коленях один на двоих кусок мяса на длинной кости, с которого все еще поднимался пар.

«Или вот!» — ребенок. Его улыбка. Мозг вытек на щеку, дополз до горла, чуть-чуть на грудь и уже подсыхал, образовывалась корочка. «Вот!» — Марк метался по лугу, тыкал пальцем. «Вот!» «Вот!» Я чуть не наступил на трупик девочки.

— Желудки этих детей набиты мясом Сури. — Скажи ему, Джон!

Я молчал.

— Они уничтожили то, что было лучше нас, — почти что шепот Стои. — Я спасла мир, который — она запнулась, — чище нашего. Это меня не оправдывает, так? Я не хочу оправданий. Потому что их нет?! А так бы вцепилась в любое, пустяшное самое, в одну лишь надежду, в намек на него, в тень оправдания. Но чтобы Земля повторилась здесь?! Не надо. Ты слышишь, не на-до!

— Я пришлю наших роботов, — вдруг сказал я. — Они приберут здесь всё. А Сури мы будем хоронить вместе — мы и гирэ. — Ужасная фальшь предстоящих, самим по себе совершенно правильных действий. Я говорил и видел — они понимают, но не мог уже остановиться.

— Хочешь очистить эту землю? — перебил меня Марк. — Соскоблить с нее смерть? И всё пойдет своим чередом? Всё наше продолжится здесь? А вот этого — он небрежно махнул рукой в сторону трупов, — просто-напросто не было. Всего этого уже нет! Посмотри-ка, Стоя, каким покоем веет от этого луга. Сколько вечности в небе над ним.

— Заткнись. — Усталый голос Стои.

— Мы хотели стать богами для гирэ, — снова кричит Марк. — Пусть такими вот, осторожными от избытка опыта и мудрости, в чем-то даже смиренными, но богами! — глянув на меня. — Да! Я первый начал. Тебе легче от этого? А сейчас мы еще раз вмешались в естественный ход вещей.

— Нет никакого естественного хода! — я не думал, что вообще смогу разлепить губы, но я кричал. — И не может быть, раз существует Разум. «Естественный ход вещей» — фикция Разума. Кстати, у гирэ ее нет вообще.

— Теперь уже есть, — усмехнулся Марк.

— Хорошо, представь, — перебиваю я. — Некий Разум посещает Землю. Разум, очевидно, достигший немыслимых высот, иначе бы не добрался до нашего захолустья. Сверхразум сверхцивилизации и еще множество всяческих «сверх». И вот, предположим, он оказывается на нашей планете в самый разгар Освенцима — что делать Сверхразуму?

— А это уже зависит от того, что начертано на его знаменах: «невмешательство» или «прогресс», — эта усмешечка Марка была мне всегда ненавистна, — ускорение чужого прогресса, может быть, даже не ради него самого, а в пользу гуманности или чего-то такого, по сравнению с чем гуманность лишь первый этаж, подготовительный класс и всё такое.

— То есть Сверхразум, вполне вероятно, мог пройти мимо Освенцима, посчитав его «естественным ходом вещей»?

— Он мог не вмешаться, — Марк чуть не вступил в лужу крови (мы, оказывается, говорим с ним по ходу, идем по лугу) — посчитав Освенцим проявлением прогресса, а может быть, даже и гуманности. — У Марка дрожат пальцы.

— Цивилизация, будь она гуманоидная, негуманоидная, — говорит Стоя (получилось, мы описали небольшую окружность вокруг нее и остановились перед ней, вот так в упор. Я отстранился, чисто рефлекторно, потянув за собой Марка), — не станет вмешиваться, пока не поймет… И тут возможны два варианта: они не поймут или поймут все, но не вмешаются, дабы не нарушать нашей Свободы воли.

— То есть этот Разум сыграет для нас такую роль трансцендентного Бога? — взвился я.

— А ты, — Марк своим указательным пальцем уперся в грудь Стои, — отказалась от этой величественной и бесчеловечной роли, перебив их всех?! Это очень по-человечески.

Стоя с отвращением убрала его руку.

— Вот ты носитель земного Разума, — продолжал Марк — представитель человеческой сверхцивилизации вмешалась, не поняв вообще ничего. — Марк сделал паузу, но сам же ее и скомкал. — Стоп! А если ты и вмешалась потому, что как раз всё поняла?!