Роберт Силверберг - Что-то ужасное вырвалось на волю

Она боится его. Она отчаянно защищается. Она не хочет, чтобы он ворошил ее мозг. Все их встречи заканчивались одинаково: Сатина цеплялась за свое убежище. Сатина пресекала любую попытку вызволить себя из этого добровольного заточения. Он продолжал надеяться, что однажды она ослабит свою защиту. Но скоро это не получится. Он осторожно отступил от центра ее мозга и заговорил с ней на более поверхностном уровне.

- Тебе пора возвращаться в школу, Сатина.

- Нет еще. У меня были слишком короткие каникулы.

- Не такие уж и короткие.

- Всего три недели, разве нет?

- Четырнадцать месяцев, а не три недели, - сказал он.

- Этого не может быть. Мы отправились на Титан совсем недавно... за неделю до рождества, и...

- Сатина, сколько тебе лет?

- В апреле будет пятнадцать.

- Неправда, - сказал он. - Тот апрель уже был и прошел, и следующий уже миновал. Шестнадцать лет тебе исполнилось два месяца назад. Шестнадцать лет, Сатина.

- Этого не может быть, доктор. Для девочки шестнадцатилетие - это особенный день, разве вы этого не знаете? Мои родители собирались пригласить много гостей. И всех моих друзей. И оркестр из девяти роботов с синтезаторами. Я же помню, что ничего этого не было, как же мне может быть шестнадцать лет.

Его силы иссякали. Его ментосигнал ослаб. Он не мог найти в себе энергии, чтобы сказать ей, что она снова блокирует реальность, что ее родители мертвы, что время течет, пока она здесь лежит, что уже слишком поздно для празднования Светлого Шестнадцатилетия...

- Мы поговорим об этом... в другой раз, Сатина... Увидимся... завтра... утром... Завтра... утром...

- Не уходите так быстро, доктор! - но он не мог больше поддерживать контакт и разорвал его.

Он поднялся и покачал головой. Стыдно, подумал он. Просто очень стыдно. Когда он вышел из палаты, ноги его дрожали. Он остановился на минуту в холле, привалившись к закрытой двери, чтобы вытереть пот со лба. Он не продвинулся с Сатиной ни на шаг. Он довольно быстро установил с ней контакт, но дальше не продвинулся. Ослабить интенсивность ее комы ему никак не удавалось. Ей было очень удобно в этом иллюзорном потустороннем мире, и ни телепатически, ни каким-либо другим способом ему не удавалось вытащить ее оттуда.

Он вздохнул и, подавив поднимающееся чувство расхоложенности, открыл дверь следующей палаты.

8.

Операция шла как по маслу. Дюжина студентов-медиков с третьего курса занимала галерею операционной, расположенной на третьем этаже больницы космопорта, изучая великолепную технику доктора Хаммонда как непосредственно, так и с помощью индивидуальных экранов. Пациенту, жертве опухоли головного мозга, было под семьдесят. Виднелась только его голова и плечи, торчащие из камеры жизнеобеспечения. Его череп был тщательно выбрит, синие линии и красные точки, нарисованные на нем, показывали внутренние контуры опухоли, со всей возможной точностью определенные коротковолновым генератором звуковых колебаний; хирург заканчивал установку лазеров, которые должны были уничтожить опухоль. Вся трудная работа была позади. Оставалось только лишь дать лазерам полную мощность и направить их тонкие, точные лучи в мозг пациента. Черепная хирургия такого рода совершенно бескровна; нет никакой необходимости разрезать кожу и пилить кость, чтобы обнаружить опухоль, ибо лазерные лучи, сжатые до доли дюйма, проникают внутрь сквозь мельчайшие отверстия и, вонзаясь в опухоль с разных сторон, уничтожают злокачественное образование, не причиняя абсолютно никакого вреда здоровым тканям мозга. В подобных операциях поддается планированию буквально все. Как только определены точные очертания опухоли, и хирургические лазеры установлены под нужными углами, работу может закончить любой студент.

Доктора Хаммонда вся эта процедура вгоняла в тоску. За этот год он переделал, наверное, сотню таких операций. Он подал знак; на лазерной панели вспыхнул предупреждающий огонек; студенты подались вперед...

Но как только лучи лазеров устремились к операционному столу, лицо усыпленного пациента дико перекосилось, словно из глубин его напичканного наркотиком мозга выплыло какое-то ужасное видение. Его ноздри затрепетали, губы провалились, глаза широко раскрылись. Он, казалось, пытался что-то крикнуть. Затем он конвульсивно дернулся, повернув голову набок. Лазерные лучи вошли глубоко в левое полушарие его мозга, далеко от обозначенных контуров опухоли. Правая сторона его лица обвисла: паралич. Студенты в замешательстве уставились друг на друга. У ошеломленного доктора Хаммонда все же хватило сообразительности быстрым взмахом руки отключить лазеры. Он в волнении схватился за операционный стол обеими руками, просматривая показания стрелок и лент, говорящих ему о подробностях неудавшейся операции. Опухоль осталась нетронутой, а обширная область мозга оказалась поврежденной.

- Невероятно, - бормотал Хаммонд. - Невероятно. Невероятно.

Он быстрыми шагами подошел к другому краю стола и начал просматривать записи приборов жизнеобеспечения. Вопрос об успешном удалении опухоли больше не стоял; вопрос заключался в том, будет ли пациент жить.

9.

К четырем часам пополудни Мукерджи почти закончил свои дела. Он осмотрел всех пациентов, заполнил все истории болезни, ввел программу с прогнозами в головной компьютер управляющего центра больницы; прежде всего он выкроил время, чтобы перекусить. Обычно следующие четыре часа он отдыхал: возвращался в свою спартанскую комнатку в стоящем на краю космопорта здании для медицинских работников, чтобы вздремнуть, или спускался в спортивный центр, чтобы сыграть пару раундов в гравитеннис, или смотрел объемное шоу, или занимался еще чем-нибудь. Обычно он начинал вечерний обход не раньше восьми. Но сегодня он не мог расслабиться: его слишком беспокоили шестеро находящихся на карантине космонавтов. Накадаи начал присылать результаты обследования с двух часов, и в оффисе Мукерджи уже имелось солидное количество данных. Тревожных сигналов не было, поэтому Мукерджи в течение дня позволил информации просто накапливаться. Теперь он почувствовал, что обязан взглянуть на все данные. Нажав на клавиши связи, он включил печатающее устройство, и из прорези начали выскакивать результаты деятельности Накадаи.

Мукерджи перебирал желтые листы. Рефлексы, насыщение синапсов, степень невральной ионизации, эндокринный баланс, скорость реакций, дыхание, кровообращение, деятельность органов чувств, внутримозговой молекулярный обмен, электроэнцефалограмма то повышается, то понижается... Нет ничего необычного. Из обследования явствовало, что шесть космонавтов, возвратившихся с звезды Нортона, просто крайне нуждаются в отдыхе (издерганные нервы, замедленные рефлексы), но не было заметно ничего более серьезного, чем хроническое недосыпание. Он не мог обнаружить ни единого признака нарушения деятельности мозга, заражения, повреждения нервной системы или какого-нибудь другого отклонения от нормы.