Николай Дашкиев - Рабовладелец

— Я уйду только после того, как поговорю с вами.

— Поговорите через нейтринофор.

— Но же вы мне раньше не отвечали.

— Теперь буду отвечать.

— Но позвольте хоть посмотреть на вас вблизи.

— Прошу.

Пауль кое-как выбрался из своей расщелины в бокс, засветил еще одно "искусственное солнце" и при его свете внимательно осмотрел "Дельту" вблизи. У него тоскливо заныло сердце: только теперь стало видно, насколько сильно была повреждена машина во время взрыва, — пожалуй, лишь благодаря счастливой случайности уцелели ее жизненно важные центры. Это была машина-инвалид, которая с трудом могла передвигаться! Да и ГДЕ передвигаться? Вот уже двенадцать лет она заключена под руинами лаборатории. А это же не машина, а твоя ПСИХОКОПИЯ, академик Пауль!

— Пауль, умоляю: скажите…

— Не понимаю вас… — голос, его собственный голос звучал спокойно и безразлично. — Прошу, немедленно уходите из зоны. Если хотите, можете воспользоваться другим, абсолютно надежным выходом. Он в монтажном зале. Каждая лишняя секунда пребывания в зоне может быть для вас фатальной, поэтому заявляю: я отвечу вам только по линии нейтринной связи. Клянусь — расскажу все.

— Да… Ладно… — Пауль еще раз обвел взглядом машину, ласковым движением провел по ее искалеченной "клешне". — Прощай, Пауль!.. Спасибо тебе, друг, за все!

Несколько секунд длилась пауза. А потом в громкоговорителях шлема прозвучал печально:

— До свидания, друг! Пусть везет тебе в жизни!

Уже ничему не удивляясь, плелся Пауль к выходу из развалин их бывшей лаборатории. Там, в стене монтажного зала зиял проем, вырезанный квантовым излучателем, через завал на поверхность вел тоннель, которым, вероятно, пользовались не раз — было заметно, что на его стенках срезаны все шпильки, а прутки арматуры сварены воедино. Он догадывался, кто и когда это сделал, и все еще не мог понять, какую же цель преследовал академик Март, почему скрывался со своей жгучей тайной долгих двенадцать лет. Да и поведение Пауля-психодвойника казалась непонятным — таким бывает только настоящий раб, который отрекся от человеческого достоинства.

Вскоре Пауль выбрался к своему дисколёту, сбросил ставший ненавистным скафандр, уселся в кресле перед экраном нейтринофора, но все не решался вызвать "Дельту"… в конце концов нажал кнопку. И вдруг услышал:

— Я готов ответить на все ваши вопросы, академик Пауль. Только, прошу, скажите: что случилось с академиком Мартом? Я не слышу его уже две недели.

— Слушай, Пауль!.. — ему даже голос перехватило от возмущения. — Если тебя интересует судьба этого мерзавца, то… А впрочем, ладно: он — умирает, потому что у него отказала последняя почка!

— А ты, его альянт и лучший друг отрекся от своего почетного долга, пусть, мол, погибает?.. Узнаю непримиримого Пауля!

— Да, отрекся! Да, пусть погибает! И очень жалею, что во имя нашей прежней дружбы не могу провозгласить на весь мир, какой это мерзавец!

— Ай-ай, Пауль, ты прибегаешь к слишком энергичным выражениям. Это на тебя не похоже… Так почему же Март — мерзавец?

— Да потому, что он превратил тебя, мою психокопию, а по сути вполне независимого мыслящего индивидуума, в покорного раба! Потому, что он за долгие двенадцать лет даже не обмолвился о твоем существовании, зато жестоко эксплуатировал тебя и выдавал твои мысли, выстраданные в самой страшной из тюрем, за свои собственные! Разве этого мало?.. Разве мало того, что сейчас ты, — ты, превращенный в его придаток, — не чувствуешь унизительности своего положения?! И я бы на твоем месте…

— …убил бы сам себя, не так ли?.. — наступила долгая пауза. — Пауль, Пауль, а помнишь ли ты, что мы с тобой — тождественны? Это ИМЕННО Я категорически запретил Марту рассказывать о моем существовании. А разве ТЫ поступил бы иначе? Деликатный и чувствительный, ты всегда пытался переложить на СОБСТВЕННЫЕ плечи всю тяжесть физических и психических испытаний. Да, я — Пауль-второй, скажем, — невыразимо страдал эти двенадцать лет. Страдал со мной и Март. Так зачем причинять страдания еще и тебе?.. Никакой я не раб, Пауль. Я все время чувствовал себя полноправным членом нашего научного триумвирата. А поскольку я имел возможность работать по двадцать четыре часа в сутки, не зная усталости, я вскоре опередил вас обоих. Не Марту, а мне принадлежали большинство из ваших блестящих идей, которые увенчались полным торжеством нейтринной связи. И Март совсем их не присваивал, он часто просил у меня разрешения рассказать все. Я медлил. Мне хотелось, чтобы ты увидел меня отнюдь не ущербным и немощным, а в полном всеоружии. Ждать этого не пришлось бы долго — возможно еще год или два… А теперь — последнее. Знаешь ли ты, почему у Марта больные почки? Он получил чрезмерную дозу радиации два года назад, когда вопреки всем моим мольбам пробрался сюда, чтобы смонтировать мне сфероид нейтринофора и диполь гониовизора, и датчики прикосновения. Не установил только квантового излучателя, потому что это требовало слишком много времени и специальных приспособлений… Март вернул мне самое дорогое: способность воспринимать, изучать, исследовать мир… и потерял при этом здоровье. Более того: потерял шансы на жизнь. Так, как же можно оценить эту самоотверженность друга?! И если бы я, Пауль-второй имел одну-единственную живую почку, я отдал бы ее, чтобы выжил Март, потому что он стоит того!.. Я все сказал, Пауль. А впрочем, еще одно. Мы с Мартом договорились: как только я сумею выбраться из-под развалин, он снимет психокопию с себя, поместит в атомный вездеход, и мы вдвоем — Пауль-второй и Март-второй — отправимся на Венеру, чтобы изучать ее и покорять… Так будет, Пауль!.. А теперь — спеши!

Это было давным-давно в звездной системе А-1, на голубой планете Земля.

В один чудесный, для Северного полушария весенний день, внезапно замолчали радиостанции, погасли экраны гониовизоров, выключились нейтринофоры. И на всю Солнечную систему раздался экстренный сигнал — ответ альянта по имени Пауль, личный индекс № МКИА-235Р75. Он извинялся у Службы Жизни и у всего человечества планеты за свое эгоистичное поведение и просил прислать за ним скоростной стратоплан, потому что добираться из Сибири на неторопливом дисколете слишком долго. Повторять сигнал не пришлось: уже через несколько часов альянт-донор был у постели своего умирающего друга.

Я знаю: вы пожимаете плечами — зачем такая дикая операция, когда в течение тех же нескольких часов можно вырастить даже две новые почки?.. Но ведь, это было еще в начале двадцать первого века, когда медицина только-только становилась на ноги.

Поэтому отдайте должное древним врачам: они так мастерски провели операцию пересадки, что уже через неделю оба — и донор, и реципиент — были полностью здоровы. Мало того: хоть и недолго им суждено жить, — всего лишь по сто десять лет, — они никогда больше не болели. И за всю их короткую жизнь между ними не пробежало ни облачка. Март и Пауль были настоящими альянтами: они родились в один день, в один день и умерли.