Шэрин Маккрамб - Долина Белой Лошади

— Мне тоже, — согласилась Гризель. — К тому же в деревне нет портного. Вы думаете, что доктор пришел на холм ради встречи с женщиной?

— Не стоит спешить с предположениями, пока недостаточно фактов, — ответил Холмс. — Сейчас вопросов у нас гораздо больше, чем ответов, и значение слов доктора неясно.

Спустя несколько дней баронет сэр Генри Дакре принимал гостей из Лондона в усадьбе Рэмсмид, в своем дубовом кабинете. Это был добродушный молодой человек с водянистыми голубыми глазами и неуверенной улыбкой. Рядом стояла высокая, почти с него ростом, темноволосая, властного вида женщина, казавшаяся намного аристократичнее своего спутника. Ее резкие черты и матово-белую, словно светящуюся изнутри кожу выгодно подчеркивало траурное черное платье.

— Доброе утро, мистер Холмс, доктор Ватсон! — приветствовал гостей сэр Генри. — Позвольте представить мою невесту, мисс Эвелин Эмбри. Дорогая, это джентльмены, про которых я тебе рассказывал. Они расследуют обстоятельства смерти нашего несчастного Джеймса.

Она величественно кивнула.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Нам в высшей степени интересно узнать о ходе расследования.

Ватсон удивленно посмотрел сперва на Холмса, затем на хозяина усадьбы.

— Думаю, предмет нашего разговора не слишком подходит для ушей юной леди, — наконец выговорил он. — Вероятно, не стоит утруждать мисс Эвелин обсуждением подобных материй…

Эвелин Эмбри смерила его холодным взглядом:

— Если дело касается моей семьи, я должна знать.

Сэр Генри робко улыбнулся:

— Как видите, джентльмены, она умеет настаивать на своем. Я уверен: если мисс Эмбри желает присутствовать, то имеет на то полное право.

Шерлок Холмс кивнул и уселся в кресло у камина.

— Как вам будет угодно. Я сам не слишком брезглив и спокойно воспринимаю подробности медицинского свойства. Давайте перейдем к делу. Что касается причины смерти вашего брата, то мы можем лишь подтвердить известное: он умер ранним утром двенадцатого июля от колотой раны в верхнюю часть желудка. Орудие, которым была нанесена смертельная рана, — нож-вспарыватель, но не тот, что используют профессиональные портные, а больше напоминающий инструмент из женского швейного набора.

— Не люблю шитье, — заметила мисс Эвелин. — Такое скучное времяпрепровождение! Предпочитаю охоту на рябчиков.

— Инструмент серебряный, что, полагаю, делает маловероятным его принадлежность простому крестьянину. Может, кто-то из вашей семьи владел подобным ножом?

Она пожала плечами:

— Может быть. Я не знаю. Вы опрашивали прислугу?

— Да. Они тоже не уверены. Оставим вопрос об орудии убийства и вернемся к жертве. Известно, что доктор приехал в деревню, чтобы присутствовать на похоронах своей пациентки, мисс Кристабель Эмбри, и остановился в гостинице. В семь вечера он выпил пинту пива в гостиничном пабе, и до следующего утра — момента обнаружения тела у Белой Лошади — его не видели. Таковы факты, полученные здесь. Продолжить расследование мы решили в Лондоне.

— Думаете, какой-нибудь враг последовал за моим братом из Лондона и поссорился с ним поутру на холме? — предположил сэр Генри.

— Считаю это весьма маловероятным, — ответил Холмс. — Столь ярых врагов у вашего брата мы не обнаружили.

— Да им и взяться неоткуда, — добавил Ватсон. — Доктор Дакре пользовался большим уважением среди врачей. Его любили коллеги, и пациенты весьма расстроены его гибелью.

— Он уродился в семье самым умным, — сообщил Генри Дакре. — Но хоть и всезнайка, а отличный парень!

— Твердо ли вы уверены, что у Джеймса не было врагов? — спросила Эвелин. — Вряд ли вы опросили всех пациентов. А как насчет родственников тех, кто умер в его клинике?

— В самом деле, с вами мы еще не беседовали, — согласился Холмс. — Полагаю, вас вполне можно отнести к данной категории. Испытывали ли вы гнев по отношению к доктору Дакре как лечащему врачу мисс Кристабель?

— Конечно нет! — Девушка прикусила губу, а ее щеки порозовели. — Кристабель тяжело болела, и мы давно ждали худшего. Я никогда не обращалась к врачам, но уверена: Джеймс был выдающимся медиком. Он боролся за жизнь Кристабель, даже когда мы все потеряли надежду.

— Доктор упоминал о недовольных пациентах? — спросил Ватсон у сэра Генри.

— Никогда! Он всегда и со всеми поддерживал прекрасные отношения.

— С женщинами тоже? Неужели? — пробормотал Шерлок Холмс. — Я все размышляю над последними словами доктора: «Не девушка». Сэр Генри, у вашего брата были романтические привязанности?

— Да. Он был помолвлен с американкой, наследницей большого состояния. В момент его смерти она находилась в Нью-Йорке, со своей семьей, и не смогла прибыть на похороны. Ее очень расстроила смерть Джеймса.

— Полагаю, не может быть и речи о романе с деревенской красоткой? — Холмс взглянул на мисс Эвелин, решая, стоит ли просить извинения за очевидную бестактность, но та лишь натянуто улыбнулась.

— Джеймс был не из тех, кто позволяет себе подобное, — сказала она. — Это подтвердит кто угодно. Он жил ради своей работы, а все оставшееся время с удовольствием посвящал Анне, симпатичной и очень приятной девушке.

Доктор Ватсон прокашлялся:

— Я изучил истории болезни пациентов доктора Дакре. Он специализировался на лечении рака; большинство записей, увы, однозначны и печальны. Однако я не сумел найти медицинские документы вашей тетушки. На месте оказалась лишь пустая картонная папка с ее именем и краткой припиской: «Безнадежно. Орхидеи?»

— Вам известно, от чего умерла Кристабель Эмбри? — спросил Холмс.

— От рака, несомненно, — ответила Эвелин. — Это мы знали. Что касается частностей, ничего не выясняли. Кристабель не хотела рассказывать о своей болезни.

— Мне кажется странным, что Дакре уничтожил анамнез, — заметил Ватсон. — Похоже, он ни с кем не обсуждал заболевание мисс Эмбри. Нет ли у вас предположений по поводу слова «орхидеи» на папке?

— Орхидеи? Возможно, он думал, какие цветы прислать на похороны, — предположил сэр Генри.

— Генри, орхидеи — самые неподходящие цветы для похорон, — упрекнула его невеста.

— Да, разумеется. Во всяком случае, венок он прислал. Но разрази меня гром, если вспомню, из каких цветов. Белые… Признаюсь, джентльмены, эти цветочные премудрости для меня все равно что греческий язык.

На эту реплику Холмс отреагировал странно. Пробормотал: «А что, если…» — и замолк. После чего, не обращая внимания на расспросы о «если», что-то забубнил себе под нос. Затем поднял руку, призывая к тишине.

— Что ж, Ватсон, мы должны узнать причину ее смерти. Нам снова потребуются ваши профессиональные навыки. Необходимо переговорить со сквайром и раскрыть уже похороненную тайну.