Герберт Уэллс - Невидимка

Он замолчал и, судя по позе, смотрел в окно.

— Но как вы попали в Айпинг? — спросил Кемп, стараясь, во что бы то ни стало, поддержать разговор.

— Я поехал туда работать. У меня была одна надежда; это была смутная мысль, она есть у меня и теперь, но теперь она созрела вполне: вернуться назад! Поправить сделанное, когда понадобится; когда совершу невидимо все то, что хочу. Об этом-то, длинным образом, мне и нужно теперь с нами поговорить.

— И вы прямо поехали в Айпинг?

— Да. Только добыл свои три тома заметок, и чековую книжку, запасся бельем и всем необходимым, заказал химические снадобья, посредством которых думал привести в исполнение свою мысль (покажу вам свои вычисления, как только получу книги), и выехал. Боже, какая была метель, и каких хлопот мне стоило не давать таявшему снегу вымочить мой картонный нос!

— Наконец, — сказал Кемп, — третьего дни, когда вас открыли, судя по газетам, вы несколько…

— Да, я « несколько »… Покончил, что ли, я этого дурака-полицейского?

— Нет, — сказал Кемп, — говорят, он выздоровеет.

— Ну, значит, ему особенно повезло. Я совсем вышел из себя. Что это за дураки! Что они ко мне привязались? Ну, а болвана-лавочника?

— Никаких смертей не предвидится, — сказал Кемп.

— Что касается моего бродяги, — сказал Невидимый с неприятным смехом, — это это еще неизвестно. Боже мой, Кемп, люди, подобные вам, не понимают, что что значит бешенство. Работать целыми годами, составлять планы, замыслы и потом встретить на своем пути безмозглого, бестолкового идиота, который путает все ваши дела! Все сорта дураков, какие только можно себе вообразить, и какие когда-либо существовали, были посланы, чтобы ставить мне палки в колеса! Еще немного — и я совсем ошалею и начну косить их направо и налево. Уж и теперь, благодаря им, положение мое стало в тысячу раз труднее.

— Ну, — сказал Кемп, косясь в окно, — что же мы теперь предпримем?

Он придвинулся ближе к гостю, чтобы не дать ему заметят троих людей, поднимавшихся вверх по холму, — поднимавшихся, как показалось Кемпу, с невыносимой медленностью.

— Что вы намеревались делать, отправляясь в Порт-Бордок? У нас был какой-нибудь план?

— Я намеревался удрать отсюда, но с тех пор, как встретил вас, план этот несколько изменился. Мне казалось разумным теперь, когда погода потеплела и невидимость стала возможной, пробраться на юг. Главным образом потому, что моя тайна открыта, и здесь все будут высматривать маскированного и забинтованного человека. Отсюда ведь есть пароходное сообщение с Францией? Я думал сесть на пароход и рискнуть переправой. Из Франции я мог бы добраться по железной дороге до Испании или уехать в Алжир. Это было бы нетрудно. Там можно навсегда остаться невидимым и все-таки жить и делать разные вещи. Бродягу этого я употребил, просто, в качестве носильщика багажа в то время, пока не решил еще, как устроить, чтобы за мной выслали книги и вещи.

— Это ясно.

— И вдруг этой грязной скотине вздумалось обокрасть меня! Он припрятал мои книги, Кемп! Наверное, припрятал… Коли мне только удастся его поймать!..

— Лучше всего сначала добыть от него книги.

— Но где он? Разве вы знаете?

— Он в городском полицейском участке заперт, по своей собственной просьбе, в самую крепкую тюремную камеру, какая только там есть.

— Мерзавец! — сказал Невидимый.

— Но это немного задерживает исполнение ваших планов.

— Нам надо добыть книги; книги существенно необходимы.

— Конечно, — сказать Кемп немножко нервно: снаружи ему как будто послышались шаги, — конечно, нам нужно добыть книги. Но это будет не трудно, раз он не будет знать, что они для вас.

— Нет, — сказал Невидимый и задумался.

Кемп старался что-нибудь выдумать, чтобы поддержать разговор, но Невидимый заговорил сам.

— То, что я попал к вам, Кемп, — сказал он, — меняет все мои планы, потому что вы человек понимающий. Несмотря на все, что случилось, несмотря на эту огласку, потерю книг, все, что я вытерпел все же остаются великие, громадные возможности… Вы никому не говорили, что я здесь? — спросил спросил он внезапно.

Кемп колебался.

— Это было условлено, — сказал он.

— Никому? — настаивал Гриффин.

— Ни одной душе.

— А, ну…

Невидимый встал и, уперевши руки в бока, стал ходить по комнате.

— Предпринять такую вещь одному было с моей стороны ошибкой, Кемп, огромной ошибкой: трата сил, времени, шансов. Один. Удивительно, как мало может человек сделать один. Немножко украсть, кого-нибудь слегка пристукнуть — вот и все. Что мне надо, Кемп, так это пристанище, человека, который всегда мог бы укрыть меня и помочь мне; какое-нибудь место, где я мог бы есть, спать и отдыхать спокойно, не возбуждая подозрений. Мне нужно сообщника. При сообщнике, пище и отдыхе возможно нее. До сих пор я действовал очень неопределенно. Нам нужно обсудить все, что подразумевает невидимость, и все, чего она не дает. Для подслушивания и так далее толку в ней немного: шумишь! В воровстве или чем-нибудь в этом роде толк от нее не велик, но все-таки есть. Раз меня поймают, засадить меня в тюрьму вовсе не трудно; но, с другой стороны, поймать-то меня уж очень трудно. В сущности, невидимость хороша только в двух случаях: она помогает бежать и помогает подкрасться. Следовательно, она особенно полезна при убийстве, я могу обойти человека вокруг, какое бы ни было при нем оружие, выбрать пункт, ударить, как хочу, улизнуть, как хочу, бежать, как хочу.

Кемп погладил усы. Уж не двинулся ли кто-то там, в нижнем этаже?

— И нам надо заняться убийством, Кемп.

— Нам надо заняться убийством, — повторил Кемп. — Я выслушиваю ваши планы, Гриффин; но, помните, я не соглашаюсь на них. Зачем убийством?

— Не подлым убийством, а разумным умерщвлением. Дело видите ли, стоит так: они знают что существует невидимый человек, так же знают это, как мы с вами, — и этот невидимый человек, Кэмп, должен установить теперь царство террора. Да, конечно, вы поражены, но я говорю сериозно — царство террора. Ему нужно завладеть каким-нибудь городом, в роде нашего Бордока, например, запугать его и поработить. Ему нужно издавать свои декреты, распоряжения. На это найдется тысяча способов; достаточно одних засунутых под дверь клочков бумаги. И всех, кто ослушается его приказаний, он должен убивать, убивать также и тех, кто будить защищать их.

— Гм, — промычал Кемп, слушая уже более не Гриффина, а звук отворившейся и затворившейся входной двери.

— Мне кажется, Гриффин, — сказал он, чтобы скрыть свою рассеянность, — что наш сообщник был бы в затруднительном положении.

— Никто не знал бы, что он мой сообщник, — с жаром возразил Невидимый и вдруг осекся: — Тс, что это внизу?