Елена Ванслова - Ралли «Конская голова»

— Паршивая ситуация, — вставил мой собеседник.

— Конечно. Аутсайдер побеждает с рекордным временем. Чемпиона Европы выносят с дорожки. Выносят и Хмелинского, как бы там ни было, тоже первоклассного стайера, а Польша, располагая двумя такими звездами, как Карман и Хмелинский (а Карман в глазах всех оказался теперь новой звездой), вместо того, чтобы выиграть, терпит поражение. Разница между первым и вторым местом, вы знаете эту идиотскую систему подсчета очков, — эта разница была слишком мала для победы в матче. Слишком мала! Даже вничью не свели. Черт возьми! Когда я об этом вспоминаю, во мне что-то переворачивается.

И одновременно мне становится смешно. Очки, выигранные на дорожке… Какое они имеют значение?

— Неправда, — прервал он меня. — У каждого есть нечто такое, что для него важнее всего. Продолжайте.

— Считаете, что вы правы всегда? Но ладно. Стадион разделился на два лагеря. С одной стороны "ура", с другой — свист. Дошло даже до драки редкость на легкоатлетических соревнованиях. Пришлось вмешаться милиции. Хмелинский, когда его несли в карету "скорой помощи", ухитрился по дороге ударить Кармана по лицу: "Мерзавец!"

Тренер под давлением взглядов и выкриков своих воспитанников пробормотал без особого убеждения: "За это вас (он сказал "вас", не "тебя"), пан Карман, нужно было бы вывести из сборной команды. Вы не коллективист. А индивидуалисты немногого стоят…" Пробормотал он это без всякой убежденности. И он единственный подал ему руку на прощание, другие не захотели. Карман говорил, что именно тогда впервые проклял Профессора и его изобретение.

— Проклял? За что? Он ведь сам был во всем виноват.

— Был виноват, это легко сказать. Любой на его месте поступил бы точно так же. Ученый этого не предвидел. Так какой же он был ученый?

— Вы хотите от науки слишком многого.

— А вы — от человека.

— Погодите. Почему он погиб? Как это случилось? Может быть, именно вы, — мой собеседник встал, именно вы не остановили его вовремя?

Выстрел попал в цель. Я опустил голову. И увидел в воде его силуэт, искаженный и темный, без лица…

— Эта история далась мне нелегко, — сказал я.

— Так все-таки — вы или не вы?

— Не знаю. Потому и рассказываю.

Я сам себя не мог понять сам себя. Лишь час назад познакомился с этим типом и уже раскрываю душу. Правда, это был человек интересный, интеллигентный. Тот самый слушатель, в каком я нуждался.

— Вы знаете о дальнейшей судьбе Кармана? — спросил я.

— Да. Но вы? Я спрашиваю о вас.

— Когда я познакомился с ним, он уже не бегал.

— Разве вас это оправдывает?

— Почему вы меня оскорбляете? Не я заварил эту кашу.

Я вскочил с камня, поскользнулся и чуть не упал в воду. Это меня немного успокоило.

— Почему? — повторил я. — Прежде всего мы были друзьями. Добрыми друзьями.

— Друзьями… Возможно, он так и считал. А я — это тот самый Профессор, который, как вы выражаетесь, "заварил кашу". Это я прописал ему курс. Трудный и совершенный курс, и он его чудесно переносил.

— Так я и думал, — буркнул я.

— Разве? Вы были так увлечены своим рассказом…

Теперь я успокоился совершенно. Профессор в рассказах Кармана выглядел фигурой отталкивающей и демонической. Теперь он стоял передо мной в плоти и крови, и не было в нем ничего, что приписывал ему Карман. Абсолютно ничего. Самый обыкновенный человек. Да, и к тому же он на голову ниже меня… "Почему именно это имеет для меня какое-то особое значение?" — подумал я. А вслух спросил:

— Каким же это образом случайность сталкивает таких, как мы?..

— Вовсе не случайность. Я приехал сюда за вами.

— Зачем?

— Я быстро потерял контакт с Карманом. Он не желал со мной видеться, хотя даже антидопинговое обследование не дало результатов. Пришел только раз, чтобы спросить, на сколько хватит ему этой ускоряющей мощи. Видимо, он сохранил ее до конца. Так?

— Это единственное, что вы хотите узнать?

Он молчал. Я не ощущал к нему ни ненависти, ни даже неприязни. Как ни удивительно, его личность совсем не ассоциировалась для меня с образом Кармана. Все, что их связывало, осталось в прошлом. Тем не менее я попытался его спровоцировать.

— Вы просто не представляете, как он вас проклинал. Говорил о вас только плохо.

— Говорить так о вас он уже не может.

Я вспомнил Кармана. Словно увидел его лицо в этой темной воде. Ветер прекратился. Наши отражения Профессора и мое — вновь не искажала ни малейшая даже морщинка. И Кармана между нами уже не было.

Я вспомнил, как он рассказывал: "Он устремлял на меня эти свои глаза из-под стекол. Так и принудил меня к этому проклятому курсу. На кой он мне понадобился? Не будь этого, побыл бы еще пару лет "одним очком", а потом научился бы какой-нибудь профессии. Или вернулся к старой. Возможно, меня взяли бы тренером, все-таки какие-то заслуги у меня были. А я… из-за него… по этой скользкой дорожке… Свалял дурака. Совершенно не знал себя. Такие вещи затягивают; только начни, и колесо уже вертится, и невозможно его удержать…"

— Он не мог себя удержать, а завели его вы.

— Вздор. Разве вы не понимаете этого?

Профессор придвинулся ко мне ближе. Положил ладонь на мою руку. У него была очень тяжелая, неожиданно тяжелая ладонь.

— Расскажите о нем еще.

— Пожалуйста.

Вода перед нами. Лес на том берегу. А на этом сидят два человека и разговаривают о третьем, которого уже нет, которого нет совсем, но который им кажется отчасти живым…

— Пожалуйста, — повторил я. — Несмотря на отрицательное отношение коллег по команде, тренер не вывел его из сборной. В конце концов, Карман показал фантастическое время, а с этим в спорте считаются.

И хотя никто в этот результат не верил, победа его была неоспорима. Оч получил награду, и его вместе с Хмелинским направили нашими единственными представителями на соревнования в Стокгольме.

— И как он к этому отнесся? Вы его уже хорошо знали?

— Ну, не совсем хорошо.

— Вы почуяли сенсацию.

— Да, — согласился я. — Этот его результат показался мне чересчур подозрительным. Я чувствовал здесь — впрочем, все чувствовали — какое-то жульничество.

— Какое же жульничество? Это ему столько стоило. Почему жульничество?

— Но это не спорт.

— Знаете что, большие соревнования вообще не спорт. С помощью тренировок, техники, тактики, иногда массажа и других приемов из человека делают машину для победы. А если она не оправдывает своего назначения, ее выбрасывают. И это спорт?

— Не знаю. Во всяком случае, собственные усилия, упорство, труд…

— А разве здесь не было упорства, труда, нечеловеческих усилий?

— И посторонняя помощь, если можно так выразиться.

— Неплохое изобретение, правда?

— Изумительное, — сказал я. — В Стокгольме, куда, кстати, Хмелинский наотрез отказался лететь, Карман одержал столь же впечатляющую победу. Загнав при этом английских, американских, чехословацких и шведских бегунов, С дорожки вынесли троих. Они никогда уже не вернулись в спорт.