Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна: Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов

Мы пошли назад. Я лег у костра. Сон смежил мои веки, и мне приснилась Челка.

Огни Браннинга потускнели в предрассветном тумане. Повеяло прохладой. На востоке загоралась алая полоса, а на западе еще светились звезды. Волосатый раздувал огонь. Три дракона бродили внизу, на дороге, так что мне пришлось спуститься и пригнать их обратно. Мы молча поели.

Засерело утро. Было видно, как вдали, от Браннинга к островам, как бумажные кораблики, плывут лодки. Мой МЛ мягко следовал за мной. Мы стали пинками поднимать драконов, и отовсюду слышалось их недовольное шипение. Но вскоре драконы успокоились, и стадо тронулось в путь.

Паук увидел их первым.

— Кто это?

По дороге бежали люди, за ними шла целая толпа. Фонари погасли.

Подстегиваемый любопытством, я поскакал впереди стада.

— Они поют, — крикнул я назад.

Паук выглядел обеспокоенным.

— Ты отсюда слышишь их музыку?

Я кивнул.

Он ехал с высоко поднятой головой, но было видно, как его пробивает дрожь. Он перебрасывал бич из руки в руку; думаю, так Паук сдерживал свое нервное возбуждение. Я заиграл мелодию, неслышную для остальных.

— Они все поют?

— Да, нараспев.

— Зеленоглазый, — позвал Паук. — Встань позади меня.

Я опустил мачете.

— Что-то не так?

— Может быть. Это гимн семьи Зеленоглазого. Они узнали, что он здесь.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Мы хотели вернуться в город незаметно, — Паук похлопал своего дракона по жабрам. — Удивляюсь, откуда они узнали, что он прибудет сегодня?

Я взглянул на Зеленоглазого, но он не смотрел на меня. Все его внимание было направлено на толпу. Делать было нечего, и я снова заиграл. Очень не хотелось рассказывать Пауку о моей ночной встрече с человеком в повозке.

Голоса уже доносились до нас.

И я решил, что лучше, все таки, рассказать. Но он так ничего и не сказал мне по этому поводу.

Неожиданно Зеленоглазый направил своего дракона вперед. Паук попытался задержать его, но было поздно. Тревога забилась под янтарными бровями. Дракон Зеленоглазого мчался к толпе.

— Он не должен был этого делать? — спросил я.

— Он знает, что делает, — людей становилось все больше, они шли плотной толпой. — Надеюсь на это.

Я следил, как они приближаются, вспоминая Пистолета. Его ужас, должно быть, ночью расползся по всему Браннингу, как нефть по воде. Пастухи стали спускаться вниз по склону, а навстречу нам поднимались люди.

— А что может произойти?

— Сейчас они будут возносить ему хвалу, а позднее — кто знает?

— Ко мне… Я имею в виду, что происходящее имеет отношение ко мне.

Паук был удивлен.

— Я ищу Челку. Ничего не изменилось. Я хочу уничтожить Кида. А пока все на месте.

Я вспомнил лицо Пистолета, когда он убегал от Кида. Я был потрясен — на лице Паука тоже отразился страх. Но на его лице было еще множество выражений. Да, Паук — сложный человек.

— Меня не касаются дела Зеленоглазого или кого-нибудь еще. Я пришел сюда за Челкой. И уйду, когда найду ее.

— Ты… — начал Паук. Потом он утвердительно кивнул головой, как бы соглашаясь со мной. — Желаю тебе удачи, — и снова посмотрел вслед Зеленоглазому, скачущему к толпе. — Когда мы будем в Браннинге, заходи ко мне домой за своим жалованием, — он остановился.

— К тебе домой?

— Да, домой… в Браннинге, — Паук щелкнул бичом, подгоняя дракона.

Мы проехали мимо нового плаката. Беловолосая Голубка приветливо смотрела на меня.

ГОЛУБКА ГОВОРИТ: «ЗАЧЕМ ИМЕТЬ ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ, КОГДА ЕСТЬ ДЕВЯТЬ ТЫСЯЧ?»

Я отвернулся от нее и удивился тому, как увеличилась толпа. Люди выстроились на дороге в два ряда. Увидев молодого пастуха, они захлопали. Мы подъехали поближе.

Джунгли состоят из миллиарда отдельных деревьев, но вы воспринимаете их, как единую зеленую массу. Восприятие толпы идет так — сначала одно лицо, здесь (старая женщина, размахивающая зеленой шалью), другие — там (моргающий мальчик, улыбающийся, показывающий острые зубы) и несколько лиц по порядку (три зевающие девушки, заслоняющие друг друга). Потом — множество локтей, ушей, ртов: Двигай!.. Я не вижу… Где он? Что с ним?.. Да!.. Нет…

Спины драконов продвигались по морю голов. Люди приветливо кричали. Люди махали руками. Я подумал о том, что моя работа закончена. Они толкали моего дракона: «Это он? Это…»? Драконы были несчастны. Только спокойствие Паука, его невидимое воздействие на них, позволяло стаду мирно шествовать через толпу. Мы въехали в Браннинг через ворота. И в это время совершилось очень много всего.

Я не понимал их всех. Первые несколько часов со мной было то, что было бы с любым человеком, который никогда не видел более пяти человек вместе, и вдруг попал на узкие улицы, проспекты и парки, запруженные многочисленными толпами. Стадо драконов покинуло меня (или я его), и я шел с открытым ртом, пошатываясь и спотыкаясь. Голова кружилась. Люди налетали на меня и кричали: «Смотреть надо!» — что я и делал, только некоторое время я пытался смотреть на все фазу.

А это было фактически невозможно, даже если бы все вокруг было неподвижным. Пока я смотрел на что-то одно, другое тут же исчезало из поля зрения, и я толком ничего не успевал рассмотреть в этой бешеной суете городской жизни.

Миллионы человеческих мелодий сливались в моих ушах в сплошной звон. В деревне я видел лицо человека и знал, кто это — его мать, отца, работу, как он ругается или смеется, какие выражения предпочитает, а каких избегает. Здесь же: одно лицо зевает, другое жует, одно перепугано, другое хохочет, на одном сияет любовь, а другое… — их тысячи, и ни одно из них не видишь больше одного раза. И ты пытаешься уместить все это в своей голове, начинаешь лихорадочно искать место для всех этих лиц, для этих обрывков эмоций. Если вы побывали в Браннинге, а сами вообще-то живете в деревне и собираетесь туда вернуться, то описать Браннинг вам поможет такой словарик: реки мужчин, потоки женщин, буря голосов, ливень пальцев и джунгли рук. Но это будет не совсем честно по отношению и к Браннингу и к деревне.