Александр Тюрин - Падение с Земли

— Тутта ля миа вита ио авево паура ди лякуа, — разлепил уста лежащий.

— Говорит, что всю жизнь боялся воды, — распознал его слова Освальд.

— Пить надо было больше, — посочувствовал дядя Витя.

— Ладно, хрен с ним. Пока представление дают, нам лучше смыться из партера, — распорядился Освальд.

По всему пространству, предназначенному для народных увеселений, металась возбужденная толпа. Кто просто, без затей, удирал, кто хотел рассмотреть все в подробностях. Освальд подмечал, что мало кому удается откататься с чудовищем без происшествий. Одни граждане отправлялись вместе со своим водителем в канаву. На других чудища набрасывали провода под напряжением. В третьих впивались и начинали жевать. Еще кое-кого завезли на вершину пластикового холма для летних тренировок слаломистов и спустили вниз без тормозов.

— Ишь, сорванцы. Народ губят не абы как, а соответственно личному страху каждого отдельного товарища, — подметил дядя Витя, и Освальд вынужденно с ним согласился.

Особенно живописной была сцена, где люди собирались послушать выступление кибермэна Сталина. Пока толпа с естественным отвращением внимала речи кибервождя, кукла Берии старательно огораживала ее колючей проволокой. Так что всякий, кто пытался уйти с прослушивания, запутывался в проволоке и конвульсивно звал на помощь.

Незадействованные посетители парка разделились на две части. Одна утверждала, что те люди, которые сидят в машинах вместе с монстрами и кричат: «Спасите, помогите!» — те же самые кибермэны. Поэтому вмешиваться не стоит. Другая часть считала, что это артисты, которым за вопли и прочие трюки отвалили кругленькую сумму. Выходит, тем более, выручать их напрасный труд. Только жалкая кучка администраторов и взъерошенных милиционеров бегала повсюду, расталкивая зевак, давая им подзатыльники и пиная в зады. По-видимому, блюстители порядка были уверены, что всякие безобразия происходят, только когда на них глазеет публика.

— Я ни при чем. Кладу на стол протест. Свобода — это им не вседозволенность. Надо же так обгадить чистоту нашего дела, — удрученно сказал дядя Витя, откупоривая потерянную кем-то банку пива.

Освальд помял отяжелевшую голову.

«То ли в вычислительной среде, как и в любой другой сложной структуре, дует эволюционный ветер и плодит драконов. То ли дядя Витя резидент тергруппы, обученный приманиванию и развертыванию боевых модулей „К2“, — прикинул Освальд. — Во всяком случае, я его еще не отключил ударом по черепу. Тогда имя мне „пособник врага“, „наймит изувера“. На каком полустанке труда и отдыха остановился ты, Феодосий Палыч, со своей регулировочной палочкой? Труд и отдых любят генеральную линию, а бред — нет».

Агент Фалько не закончил внутренних дебатов. Он сбил дядю Витю с ног — тот закатился в придорожные кусты кизила — и сам юркнул следом.

— Ты чего, разозлить меня решил? — свирепо раздул ноздри дядя Витя.

— Не чегокай, видишь, на дереве «глазок» крутится, а вон парни, которые все понимают, но никому никогда не помогают — групзахи. Или вот, бегут в шлемах, похожих на горшки — натуральный спецназ. Они сейчас все сломают на горе администрации. Придется нам распластаться и продолжать экскурсию на животе — это, надеюсь, то, что ты любишь.

Спецназы прожигали электрокары из плазмострелов, в прыжке отшибали куклам головы, мощными руками вырывали из монстров силовые узлы. Правда, в той машинке, где Берия разъезжал вместе с каким-то постпанком, спецназы, добросовестно заблуждаясь, обезвредили молодого человека. Случались у них и серьезные поединки. Какой-то шестирукий ракшас стал бегать по-паучьи среди кустов, не даваясь под выстрел. В нижней стойке он делал подкаты и подсечки, проводил удары по лодыжкам и голеням подбегающих бойцов — буквально усеял полянку полумертвыми костями; Наконец один сержант перепрыгнул через его руки и ноги, уселся демону на загривок и свернул ему гордую голову.

Тем временем дядя Витя и Освальд добрались на четвереньках до забора. Напряжение и мерить было не надо, администрация отключила ток после того, как кибермэны прижали к забору не одну свою жертву. Сейчас из парка перли и другие беженцы. Дядя Витя и Освальд пробежались по спинам менее расторопных граждан и оказались на другой стороне, в цивилизованном мире.

— Ну, что, Фан Фаныч, прощаться будем. Прими мое уважение. Без тебя мне еще одну четверть окаменелого царства не пройти бы никак, — сказал правду герой дня.

«Отпечатки дяди Вити у оболочки Службы имеются. Значит, выловят. Разве что сунуть его туда, где он не должен существовать».

— Нет, не будем прощаться. Сколько я тебе говорил: жить надо в отеле «Хилтон», чтобы себя уважать. Я тебе хочу дорогу туда показать.

— И в самом деле, надоело мне у параши ночевать, — как должное воспринял дядя Витя. — Даю добро на «Хилтон». Даром, что ли, кровь проливал.

— Не забудь добавить, что чужую, — уточнил Освальд. — Но, может, вред от тебя удастся уменьшить.

Парадный вход отеля был украшен швейцарами в аксельбантах и галунах, а также видеокамерами. Дядя Витя направился прямо на них.

— Там еще каравай поднесут, — измученно сказал Освальд.

— Так бы и сказал. Теперь понятно. Может, кирпичом засандалить в ворота, чтоб все разбежались?

Освальд вывел на экран терминала из своих агентских запасников план «Хилтона».

— Через первый этаж не пробраться. А прямо на второй проникнуть? Разве это кто-то запрещает? — Освальд оставил дядю Витю в подворотне, поручив ему для маскировки изучать газету. Через пять минут он вернулся с далеко протянувшейся лестницей.

— Там один друг красил фонарь. Знаешь, он мне одолжил.

— На обратном пути надо отдать. Вот мой принцип, глубокомысленно заявил дядя Витя, оторвавшись от китайской газеты. — Друг никуда не уйдет?

— Как же, уйдет, остался на фонаре висеть, — успокоил его Освальд.

Агент приставил лестницу к стене, не вызывая никакого удивления у прохожих — уж больно производственный вид имело его начинание. Добрался до второго этажа, поддел отмычкой фрамугу и увидел перед собой даму в соболях. Он поздно сообразил, что произошла досадная ошибка, исходная информация была неточной. Дама уже хотела взвыть, рот у нее страшно распахнулся, но Освальд посмотрел светло-блестящими глазами и, погрозив пальцем, напомнил:

— Любовь зла.

— Я вас вижу в первый раз.

— А я в последний. Но я вами болен.

— Давно? — удивилась дама.

— Это не туберкулез какой-то, а острое заболевание вроде дизентерии.

— Уйдите, дерзкий, — сказала дама, — встретимся в семь в баре отеля «Риц».

— Понял. Но, чтобы уйти, надо выйти. — Освальд протянул руку в окно и втащил дядю Витю.