Борис Воробьев - Мир «Искателя», 1998 № 03

Только Бор показался на пороге, навстречу появился бородатый волхв в белом плаще с красным кругом, означавшим кровавые жертвы, угодные богу.

— Ты пришел пожертвовать великому владыке, Поревиту, незнакомец? — спросил он.

— Я пришел из Дингарда. На Йемсалу я получил предсказание: чтобы разомкнуть небеса для плодородных дождей, остановить вредносное колдовство, обрушившееся на Озерный Край, нужно найти знамя богини Прии и вступить в сражение со свартен. Можешь ли ты, волхв, помочь мне в моих поисках?

Волхв нахмурился:

— С Поревитом Прия в неприязни, ибо он несет гибель врагам, она же — дарит жизнь всем без разбора… Дай засуха нам не очень в тягость, ибо Шурышкар — город торговый… Однако я скажу тебе то, что знаю: наш храм не очень древний, но издавна в нем существует предание, что знамя, врученное богиней Прией, было унесено на восток — для тяжелой борьбы. С каким врагом — не упоминается, однако обратно оно не возвратилось. Тогда же, говорится в этом сказании, исчез и древний посох Юмбела, обладавший могучей силой. Более ничего мне не известно, и ничем не могу я помочь… — Он умолк, скрестив руки на поясе.

Бор поклонился в пояс громадному молчаливому идолу, положил в жертвенную чашу серебряную монету и вышел. Тяжелые думы тучами окутали его чело: он понял, как трудно ему будет отыскать следы на просторах Поозерья. Затем, увидав идущего навстречу шурышкарского воина, он вспомнил про ладью, разбившуюся на Ятхольме, и спросил его:

— Не знаешь ли, доблестный, где проживал изкарец Байдур? Была ли у него семья?

Брови воина удивленно приподнялись, но он ответил:

— Да, я знал его, мы жили рядом. Он пропал уже месяц, не вернувшись вместе с кораблем, на котором ушел. Но я могу отвести тебя, если ты хочешь, к его жене.

— Хорошо, — ответил князь и, сделав знак своим людям оставаться на площади, пошел вслед за проводником к одному из длинных домов.

Они вошли в дом, и воин провел его по коридору в одну из разгороженных комнат этого халла. Бор увидел там черноволосую женщину, печально укачивавшую ребенка.

— Здравствуй, женщина! — сказал он. Та подняла изможденное лицо. — Байдур из Изкара был твоим мужем?

— Да. Ты привез от него послание? — Глаза женщины вспыхнули надеждой, но затем до нее дошло значение слова «был», и брови ее исказились.

— Нет. Он умер на моих руках, и Морена смилостивилась к нему, положив конец мучительной болезни. Но предупреждением своим он спас меня и мою команду от страшной смерти, и за то вовек мы ему благодарны. Вот его кольцо, я привез его. — Он достал кольцо и подал его женщине. В это время стоявший позади воин-провожатый куда-то вышел.

Женщина подалась вперед.

— Где, где ты нашел его?

— Они разбились на Ятхольме, и умерли все. Он один дожил до нашего приезда.

— Ты закрыл ему глаза? — спросила женщина, судорожно сглатывая и сморщив веки, точно ей было очень больно.

— Да, я закрыл ему глаза и дал монету, чтобы он мог заплатить перевозчику через глубокую Туонелу и не быть ввергнутым в ее вековечные воды.

— Тогда возьми это кольцо себе, — протянула женщина перстень обратно, и было видно, что ей трудно отказаться от дорогого украшения. — Он привез его из Изкара…

— Хорошо, — отвечал Бор. — Но мы все хотели бы отблагодарить близких нашего спасителя, поэтому не погнушайся нашими деньгами. — И он насыпал из кошелька на полог старых благородных монет. — Может быть, это поможет в твоей горькой вдовьей доле.

Женщина зарыдала, кивая головой. Князь вышел, нахмуренный, огляделся, словно в недоумении. В этот момент на него навалилось больше десятка вооруженных людей:

— Хватай его! Это хускарл! Я видел у него кольцо Байдура, значит, они и корабль Ульфа захватили! Это он третьего дня грабил! — кричал кто-то.

— А ну, отцепись! Я дингардский озерный конунг! Только с Йемсалу пришел! — Бор отвешивал полновесные удары, так, что валил с ног и, встряхивая плечами, разметывал прицепившихся, точно собак. — Я ж вам покажу, ужо, как не верить! — Он отбился. — Байдура корабль на Ятхольме разбился давно, и все они погибли!

— Он говорит правду! — закричала с порога выбежавшая на шум вдова. — Он денег принес! — Но женщину никто не стал слушать, а на него со всех сторон нацелились рогатины и мечи.

Тогда, не желая открывать вражду и стремясь закончить миром, он не стал вынимать свой меч, а сказал:

— Пойдем к вашему князю, а там рассудим. Только меча моего не трогайте: не вы мне его на пояс навесили — не про ваши руки и снимать! Не то быть сече!

— Хорошо! — ответил ему за всех тот, кто постарше, понимая, что так просто разоружить богатыря не удастся. И окружив кольцом направленных копий, они повели его к дому, над которым висел щит с золотой рыбой на лазоревом поле — знак шурышкарского князя.

Так, толпой, подошли они к воротам халла, где было полно народа, окружавшего сидящего на крыльце князя. Венцлов — худолицый, чернобородый человек с глубоко посаженными глазами — кутал узковатые плечи в алую мантию. Завидев пришедших, он заговорил, не дожидаясь приветствия Бора:

— Ты был опознан людьми Вогура по светлой бороде и волосам, которых не скрыть и ночью, как и ражую фигуру! Ты — вождь хускарлов, которые третьего дня грабили и палили ладьи и пригороды у пристани. Нынче, мне сказали, что и торговый корабль Ульфа — твоих рук дело, и ты хвалился перстнем одного из его людей! Наглый хищник, ты явился сюда, чтобы высмотреть еще добычи! — Глаза Венцлова горели. — Так вот она: ты будешь принесен в жертву славному Поревиту, грозному покровителю Озерного Града! Связать его! Я оправдаю надежду моего народа на твердую защиту!

— Окстись, князь! Дай оправдаться! — воскликнул, разгорячившись, Бор. — Так ты гостей встречаешь? Знаю, приняли меня, верно, за рыжего хускарла Вирре Бердекса — он да с ним сорок его молодцев в стальных шлемах встретились мне по пути на Йемсалу, да раздумали нападать, и мы разминулись мирно. Он шел на ваш берег.

— А, да ты и есть он самый! — вскричал князь, еще распаляясь. — Хватайте его, да меч заберите и вяжите!

— А так?! Добудь меч, как он моим предком был добыт! — выкрикнул озерный конунг, разметывая навалившихся сзади воинов.

— Не пожалеть бы тебе, князь, за горячность!

Выхваченный меч молнией сверкнул в его руке, сшибая древки тонких шурышкарских копий. Напролом он ринулся к выходу, разгоняя толпу; на пути его вырос Вогур с поднятым мечом, но блеснула сталь и с резким звяком меч сотника сломался, перерубленный у рукояти, и тот подался назад перед неудержимой силой князя. Прыжком Бор выскочил за ворота, и брошенные вслед ему копья просвистели мимо — и только одно или два разодрали плащ и рубаху.

На бегу он заметил, как ниже, на площади, его люди, точно затравленные медведи, отбиваются от насевших со всех сторон шурышкарцев.