Борис Воробьев - Мир «Искателя», 1998 № 03

Они двинулись через камни и скалы и скоро оказались в небольшой лощине. Здесь были все спасшиеся. Нюбюи с радостным визгом повисла на шее Бора. Она была поцарапанная, в порванной одежде, но глаза ее лучились счастьем. Все обнялись.

— Завтра уходим к Войкару, — сказал конунг. — Сколько отсюда, как думаешь, Гунн?

— Полагаю, не менее дневного перехода.

— Хорошо. Есть какая-нибудь еда для меня?

— Вот. — Айсат протянул мешок, в котором было несколько кусков вяленого мяса, богатырь накинулся на еду точно голодный зверь. Тем временем смеркалось, и все были рады теплу небольшого костра, который развели, срубив несколько кривых елок.

— Я покараулю первым, — сказал конунг, усаживаясь в стороне от огня, чтобы видеть в темноте.

На рассвете они вышли в путь. Поодаль от берега сосны и ели, неприветливо шумевшие, становились гуще, но ни деревень, ни заимок по пути не попадалось. Однако эти места не были совсем безлюдны. Из-за нагромождения глыб за ними наблюдали несколько рослых молодцев.

У молодцев имелись кони, доспехи, оружие. Звали их «бортедры» — «опустошители». Они принадлежали к отобранной гвардии Чернобога, действовавшей там, где требовалось не колдовство, а обычные сила и свирепость.

— Вот он, этот южный конунг со своими людьми, о котором нас предупреждали! — указал предводитель отряда.

— Я думаю, четырем всадникам тут нечего будет делать, Столт, — заметил ему один из подчиненных.

— Ну что же, Дорст, тебе и копье в руки! Ты и начнешь!

— Я так и сделаю, — отвечал тот, садясь на коня и закрывая боевую личину. В отличие от других воинов Озерного Края, тела бортедров прикрывали сплошные железные доспехи, на боку у них висели невиданные заостренные мечи с широкими гардами, и в руках они держали длинные верхоконные копья. Бортедры не были уроженцами Поозерья — их родные места находились в тех же краях, что и городки хускарлов. Однако издревле отделялись невидимой границей вольнолюбивые поселения разбойников от тех земель, где властвовали возвышавшиеся на скалах и холмах мрачные каменные крепости, наводившие ужас на округу. В какой-то из них и обитали бортедры прежде. Но если одному из правителей такой крепости удавалось захватить другую, то уцелевшим воинам оставалось или класть голову под топор, или искать службу на чужбине. Так корабль бортедров оказался занесен в море Мрака (а может быть, и не раз такое повторялось), откуда они добрались до северной части Поозерья.

Из-за холма вдруг выехали четверо закованных в броню всадников, возвышавшихся точно черные столпы храма Тьмы, и ринулись вперед, наставив копья.

— Они хотят нанизать нас на свои булавки! Что ж, придется поработать! — крикнул Бор, выхватывая меч.

Всадники, разделившись, мчались с двух сторон. Навстречу тому, на шлеме которого сверкала личина в виде искаженного яростью чудовищного лика, рванулся озерный конунг. Со звериной ловкостью уклонился он от твердой точки копейного острия и сверкнувшим, точно молния, взмахом меча прорубил сочленение закаленных доспехов на боку всадника. Конник, проскакав немного по инерции, завалился и, обливаясь кровью, с размаху грянулся оземь.

Развернувшись, Бор увидел, как Гунн, стремительно обрубив топором копье у одного из всадников, не смог уклониться от удара по голове другим концом древка, и его помощник рухнул наземь, оглушенный. Третий всадник в это время пронзил одного из дружинников острием, второй дружинник успел подставить щит, но был сшиблен с ног.

Потерявший копье конник выхватил меч и занес его над Нюбюи, оцепеневшей среди этой схватки. В это время озерный конунг ухватил его за ногу, точно двумя железными щипцами, приподнял и выбросил из седла с такой силой, что тот загремел по камням точно пустой доспех. Рванув узду осиротевшего коня, Бор неуклюже, как и всякий моряк, вскочил в седло.

В это время, рывком высвободив копье из тела убитого им дружинника, третий бортедр направил его на князя. Раненый Айсат ухватился за узду его коня и повис, замедляя движение, но страшный удар боевого кистеня, висевшего на шуйце всадника, раздробил плечо отважного охотника. Рука снова поднялась, но смертельный удар не был нанесен: Бор наскочил верхом, взмах меча — и кисть в латной перчатке покатилась, звеня булавой. С глухим стоном всадник резко подал назад и, бросив копье, поскакал прочь, слабея от потери крови.

Четвертый, Столт, зарубив еще одного дружинника, увидал, что все преимущество бортедров оказалось бессильно против пришедшего в ярость богатыря-конунга. Опытный боец прибег к хитрой уловке: поймав ослепительный солнечный зайчик полированной ямкой на перчатке, он направил его в глаза князю. Но произошло странное: зайчик прямехонько угодил в шестигранную выемку на золотом венце предводителя дингардцев, и яркое солнце обожгло глаза Столта! Ничего не видя, тот схватился за лицо и резко дернул поводья. В этот миг налетел Бор и ударом меча отсек голову врага, которая покатилась, звякая шлемом, по камням. Тело осело и рухнуло…

Оглушенный Бором бортедр очнулся много часов спустя, в окружении мертвых товарищей — Столта и Дорста, без оружия и коня… Впервые озерному конунгу пришлось столкнуться с таким хорошо вооруженным, хотя и не обладающим чарами, врагом — и он вышел из схватки победителем. Это стоило дингардцам трех убитых и изувеченного Айсата. Гунн кряхтя поднялся на ноги, разглядывая вмятину на шлеме, спасшем ему жизнь. На другой стороне ристалища, шатаясь, вставал полуоглушенный дружинник, отбрасывая обломки щита, расколотого копьем. Нюбюи, бледная, все еще видела над собой безжалостную сверкающую полоску смертоносной стали.

Вдали затих стук копыт ускакавших коней — остался лишь тот, которого захватил Бор. Задержавшись, чтобы похоронить павших под камнями, они справили символическую тризну несколькими глотками воды и подкрепились припасами из седельных сумок бортедра. У поверженных противников позаимствовали лишь щиты и мечи, предоставив слетевшемуся воронью попытаться освободить мертвецов от других доспехов. Айсата, который с трудом мог идти, усадили верхом на коня.

Они двигались, соблюдая осторожность, однако засады им больше не встретилось. Бор с озабоченностью осмотрел новые зазубрины на своем мече и решил, что на вечернем привале надо будет их выправить. Больше всего в вооружении убитых им всадников его поразили не доспехи, а заостренные тяжелые мечи, приспособленные для того, чтобы рубить и колоть защищенного противника с коня. Он взял такой меч у одного из дружинников.

Под вечер они вышли к скалистому холму, за которым, по мнению пожилого воина, должна была находиться цель их перехода. Они вдвоем влезли на вершину и оттуда увидели поодаль редкие желтые огоньки, светившиеся, точно волчьи глаза.