Борис Воробьев - Мир «Искателя», 1998 № 03

Нашел я ее в первой же спальне — громила потрудился на славу. Широко раскинув ноги, она лежала поперек смятой кровати. Блузка была сорвана со спины, на шее затянут сине-красный шарф — вероятно, ее же. Глаза с ненавистью смотрели с посиневшего до черноты лица, язык лежал в небольшой лужице пены. Зрелище было не из приятных, да и умерла она тяжелой смертью.

Я отвел от нее взгляд и осмотрел комнату. Ничего не потревожено. Она была такая же неряшливая и пыльная, как и другие комнаты, и отдавала застоявшимися духами.

Я тихонько отступил к двери, не взглянув больше на кровать, и вышел в коридор. Я старался ни к чему не прикасаться, а спускаясь вниз, протер перила лестницы носовым платком. Потом снова пересек вонючую кухню, распахнул дверь с сеткой, которая на жарком бризе сама захлопнулась у меня за спиной, прошел по садовой дорожке и не спеша направился туда, где поджидала меня Пола.

Вызверившись на меня, начальник полиции Брэндон сидел за своим столом. Этому невысокому, склонному к полноте мужчине с копной белых, как свежевыпавший снег, волос и глазами столь же жесткими, недружелюбными и невыразительными, как пробки от пива, было уже под шестьдесят.

Из нас получился интересный квартет. На заднем плане сидела Пола, казавшаяся холодной и совершенно безмятежной. Прислонившись к стене, неподвижный, задумчивый, спокойный, как вздремнувший столетний старик, стоял Тим Миффлин. В кресле для почетных гостей перед столом восседал я, а за столом, разумеется, сидел сам начальник полиции Брэндон.

Комната была большая, просторная, хорошо обставленная. На полу лежал красивый турецкий ковер и стояло несколько кресел, на стенах висели три репродукции Ван Гога из сцен сельской жизни. Большой письменный стол помещался между двумя окнами, выходившими на деловую часть города.

Я бывал в этой комнате и раньше, и моя память все еще хранила неприятные моменты, которые там происходили. Я нравился Брэндону не больше, чем Хиросиме понравилась атомная бомба, и я снова ждал неприятностей.

Беседа началась не очень хорошо, и улучшения что-то не предвиделось. Брэндон уже вертел в руках сигару: верный признак его неудовольствия.

— Ну что ж, — сказал он тонким усталым голосом, — давайте еще раз начнем с самого начала. Вы получили это письмо… — Он откинулся на спинку кресла и посмотрел на письмо Джэнет Кросби, как будто от него можно было заразиться проказой. Он старался его не касаться. — Датированное пятнадцатым мая 1948 года.

Ну, это хотя бы доказательство, что он умеет читать. Я ничего не сказал.

— К этому письму были приложены пять стодолларовых банкнотов. Верно?

— Проверьте, — сказал я.

— Вы получили письмо шестнадцатого мая, но положили его, не вскрывая, в карман плаща и начисто о нем забыли Письмо обнаружилось, только когда вы отдали плащ. Верно?

— Проверьте.

Он покосился на сигару и поднес ее к своему плоскому носу.

— Ничего себе манера вести дела.

— Такое случается, — кратко возразил я. — Я помню, во время суда над Тетци, полиция положила куда-то…

— Суд над Тетци пусть вас не волнует, — сказал Брэндон голосом, которым можно было бы резать ветчину. — Мы говорим об этом письме. Вы поехали в поместье Кросби с мыслью повидать мисс Морин Кросби. Верно?

— Да, — сказал я, несколько устав от всего этого.

— Но вы не увидели ее, поскольку она нездорова, и тогда вы решили влезть в это дело поглубже и нанести визит личной служанке мисс Джэнет Кросби. Верно?

— Если вы предпочитаете выразить это подобным образом, я не возражаю.

— Это так или не так?

— Ну, разумеется.

— Эта женщина, Дрю, заявила, что, прежде чем она заговорит, ей нужно пятьсот долларов. Это ваша версия, и меня на ней не купишь. Вы наблюдали за домом, и через некоторое время к нему подъехал оливково-зеленый «додж» и в дом вошел здоровенный детина. Он оставался там около десяти минут, после чего уехал. Тогда вы вошли в дом и нашли ее мертвой. Верно?

Я кивнул.

Он снял обертку с сигары, потянулся за спичкой, а сам не спускал с меня глаз цвета пивной пробки.

— Вы утверждаете, что этот «додж» принадлежит доктору Сэлзеру, — сказал он и чиркнул спичкой по подметке туфли.

— Так говорит Миффлин. Я попросил его проверить регистрационный номер.

Брэндон перевел взгляд на Миффлина, который уставился пустым взором на противоположную стену.

— Через полчаса после того, как Мэллой позвонил вам и спросил, кому принадлежит эта машина, вы получили сообщение от доктора Сэлзера, что машину украли. Так, нет?

— Да, сэр, — глухо ответил Миффлин.

Глаза Брэндона повернулись в мою сторону.

— Вы это слышали?

— Разумеется.

— Хорошо. — Брэндон приложил горящую спичку к сигаре и затянулся. — Поскольку вы все понимаете и поскольку вам не лезут в голову всевозможные бредовые идеи относительно доктора Сэлзера. Вы, возможно, этого и не знаете, но доктор Сэлзер весьма видный и уважаемый гражданин нашего города, и я не допущу, чтобы вы и вам подобные докучали ему. Вы это понимаете?

Я задумчиво потянул себя за нос. Это оказалось для меня неожиданностью.

— Разумеется, — сказал я.

Он пустил дым через стол мне в лицо.

— Вы мне не нравитесь, Мэллой, как не нравится и ваша паршивая организация. Возможно, от нее и есть какая-то польза, но я в этом сомневаюсь. Я просто уверен, что вы смутьян. Несколько месяцев назад вы порядком намутили с делом Серфа, и не будь вы такой шустрый, вы бы и сами попали в беду. Мисс Джэнет Кросби умерла. — Он подался вперед и еще раз посмотрел на письмо. — Род Кросби был и остается весьма богатым и влиятельным, и я вас не поддерживаю, когда вы пытаетесь навлечь на него беду. У вас нет никаких законных прав на эти пятьсот долларов, которые мисс Кросби послала вам. Их следует немедленно вернуть опекунскому совету — немедленно. И оставьте в покое мисс Морин Кросби. Если у нее неприятности с каким-то шантажистом — в чем я сомневаюсь, — она, если ей понадобится помощь, обратится ко мне. Вас это дело совершенно не касается, и если я обнаружу, что вы ей докучаете, я предприму шаги, чтобы упрятать вас туда, где вы уже долго никого не побеспокоите. Вы понимаете?

— Начинаю понимать, — ответил я и, подавшись вперед, спросил: — Сколько Сэлзер вносит в спортивный фонд, Брэндон?

Толстое бело-розовое лицо побагровело. Глаза цвета пивной пробки полыхнули огнем.

— Предупреждаю вас, Мэллой! — сказал он с угрозой в голосе. — Мои ребята знают, как управляться с такими подонками, как вы. Как-нибудь вечерком вас затащат в темный переулок и как следует отделают. Оставьте в покое семью Кросби и оставьте в покое Сэлзера. А сейчас — убирайтесь!

Я встал.

— А сколько поместье Кросби вносит в ваш фонд благосостояния, Брэндон? — спросил я. — Сколько старик Кросби сунул вам, чтобы замять это дело два года назад, когда Морин сбила человека и он умер? Видный и уважаемый! Не смешите меня! Сэлзер такой же видный и выдающийся, как вышибала в баре Дельмонико. Как вышло, что он подписал свидетельство о смерти Макдоналда Кросби, если у него даже нет диплома врача?