Мария Симонова - Йернские волки

Хан с Ольгой продолжали пробиваться вперед сквозь дезорганизованные массы к нише со стариком, хотя оба уже понимали: Орда стала неуправляемой — значит, оборотня почти наверняка на месте уже нет. Но он должен был находиться еще где-то здесь: вход в гипер караулил Вик, он не выпустит из зала старика — или волка — если тот уже успел обратиться в зверя. И еще где-то там, в районе ниши находилась Фэй — Хан очень надеялся, что пока живая.

Пробившись наконец к нише, они убедились, что она пуста — ни старика ни девушки, только в проводах над креслом качался олицетворением свергнутого королевского величия золотой обруч.

Они взобрались на возвышение перед креслом и обозрели бестолковую толкотню в зале — Вик стрелял недолго, и одров уцелело более чем достаточно; здесь сейчас без труда мог бы затеряться и здоровенный мамонт, что там говорить о старике с девушкой. «Только бы в зале не оказалось дополнительных гипертуннелей», — думал Хан, при этом мучительно осознавая, что «черный выход» из логова наверняка существует, и, скорее всего, именно в него сейчас ускользает оборотень, прихватив с собой для страховки Фэй.

— Сешт мертв, — мрачно сказала Ольга. — Он, вероятно, умел самостоятельно пользоваться гиперсетью.

— И вообще знал гораздо больше, чем мы предполагали, — еще более мрачно добавил Хан.

— Знаешь, что старик ему сказал? — спросила Ольга. Хан только теперь вспомнил, что Ольга знает язык чарсов.

— Что?

— «Ты недостоин лучшей смерти», — процитировала она.

Хану показалось, что он наконец-то понял, почему волки упорно не использовали в войне человеческого оружия. Вероятнее всего, из высокомерно-презрительного принципа, звучащего примерно так: «Нам ничего не стоит расправиться с вами своими силами и своим оружием». Странная позиция с точки зрения человека, но мало ли странностей может таится в чуждой психологии! Тем более, что оружия у Орды действительно имелось в избытке и самого разного — от примитивных «морозилок» до аппаратов, комкающих в смертоносные сгустки само пространство; слава Богу, что здесь, на «своей» территории одры использовали, практически, только лазерники.

Внезапно из одроворота, молотя одров направо и налево, выпростался Вик с «Айкором» на груди и с волчьей тушей на загривке — с его появлением исчезала последняя надежда выловить в бурлящем «мутном омуте», откуда Вик в данную минуту выныривал, сгинувшие там персоны.

Предчувствуя новые неприятности, Хан протянул Димаджо руку, одновременно задавая вопрос:

— Почему оставил гипер без контроля?

— А нечего контролировать, — отозвался, влезая в нишу, Вик, облегченно скинул с плеч волка и сразу бесцеремонно бухнулся в кресло. — Нету больше гипера, все, шутдаун.

— Отключение гиперсети? — быстро вскинула глаза Ольга. Вик коротко кивнул:

— Считай, замуровали нас волки в этом каменном мешке со всей своей шарагой, как мышей в банке с тараканами.

Они помолчали, оглядывая зал. Бестолковое роение в зале сопровождалось монотонным гулом, состоящим из топота, стука, хрипов, щелков, хлюпов, дрязгов и прочих звуковых эффектов, присущих исключительно Орде — и этот шум, вроде шума дождя за окном, способствовал, как ни странно, мыслительному процессу.

Вик поднял голову и изучающе посмотрел на обруч с недвусмысленным колебанием во взгляде, из серии: примерить — не примерить?..

— Не стоит, — отсоветовала Ольга, правильно оценив его намерения. — слишком похоже на охотничий силок: оставляю вам, дорогие гости, всю систему управления — только голову суньте!..

Она вдруг осеклась, перевела глаза на Хана и встретила его понимающий взгляд. Между ними мгновенным призраком промелькнуло видение захваченного эсминца Орды, развороченного на добрую половину внутренними взрывами.

— Должна быть включена система самоликвидации, — синхронно с их видением донесся из кресла голос Вика. Пальцы Хана тем временем уже шарили в подсумке и отстегивали там потайной карман, губы бросали короткие распоряжения:

— Вик, берешь волка! Ольга, помогай! — Ольга и без того кинулась помогать вскочившему Димаджо, но Хан этого не видел — он весь сосредоточился на круглом, величиной с яблоко, приборе, извлеченном им только что из недр подсумка. Шум ворочающейся в двух шагах Орды для него словно бы исчез, и в наступившей тишине сухо отщелкивал последние секунды невидимый счетчик, замурованный где-то в недрах огромного аппарата, готового вот-вот самоликвидироваться вместе с чужаками, посягнувшими залезть в хозяйскую нишу.

— Готово, — возвестил Вик из «волчьего воротника». Совершая оперативную «погрузку», он и Ольга не задали Хану ни единого вопроса: если у командира есть какой-то выход из ситуации и им суждено таки успеть им воспользоваться, то времени для вопросов будет достаточно.

Хан встал перед креслом лицом в зал, держа шар в правой руке, левой накрывая его сверху.

— Вик, встань слева! Ольга — справа! Ближе! Руки мне на плечи!.. Идем!

Хан с усилием повернул верхнюю половинку шара на девяносто градусов и сделал шаг вперед, прямо в копошащуюся многонациональную массу. Вик и Ольга шагнули, практически, одновременно с командиром и так же, как и он, исчезли, не успев завершить этого шага падением в Орду.

Спустя ровно четыре секунды после исчезновения оперкоманды из самого сердца логова Орды город на поверхности дрогнул, словно очнувшись от тяжкого кошмарного сна и испугавшись собственной заброшенности: задрожали пустые здания, стряхивая с крыш многолетнюю пыль и осыпая мостовые стеклянными слезами сохранившихся окон; пошатнулась, заходясь звоном рыданий, мэрия и обрушилась наполовину, будто не вынеся горечи своего опустелого пробуждения; нырнула с горя в пустой бассейн забывшая вкус влаги рыба, грустно махнув на прощание золотым хвостом заходящему солнцу. Переждав недолгие судороги запоздалой агонии Нью-Кракова, мертвая тишина вновь завладела руинами города, рассчитывая прохозяйничать здесь до скончания времен: разлеглась по-хозяйски на покорных улицах, заползла в уцелевшие дома через пустые теперь глазницы окон; впрочем, покинутому городу, познавшему на несколько мгновений вкус отчаяния и оплакавшему свою потерю, было уже безразлично, кто станет его хозяином на ближайшие сто лет.

Нуль-пространственный переход ничем не напоминал полет и не являлся, разумеется, бредом или сном, хотя походил на то и на другое — причем, в большей степени, все-таки, на первое; безграничное Ничто — точка, объемом и плотностью стремящаяся к минус бесконечности, изнанка пространства, его антипод — всосало разведчиков и совершило с ними честный обмен — расстояние в миллионы километров, сжавшееся до размеров единственного шага, претворилось в вечность, и каждый из троих ощущал, как эта вечность необратимо высасывает из него что-то очень дорогое и нужное, принадлежащее только ему, выжимает по капле, не спрашивая — сделка есть сделка, и они автоматически подписались на нее, совершив этот отчаянный шаг в Ничто. Только командир группы знал наверняка, чего они сейчас лишаются, потому что ему, единственному из троих, были известны условия их теперешнего способа транспортировки: пространство между двумя частями прибора-переходника — аутгровсом, который Хан держал в руках и приемником, оставшимся на корабле — превращалось во время — личное время их жизни — и, едва преобразовавшись, тут же пожиралось нуль-пространством. «От нескольких дней до полугода — в зависимости от расстояния, которое будет разделять нас в тот момент», — сказал Битер, вручая Хану перед отправкой на операцию секретный прибор — разумеется, с условием — использовать только в самой безвыходной ситуации. Именно такая ситуация, по мнению Хана, возникла в забитом одрами и запертом старым оборотнем подземном зале: когда вопрос, чего лишиться — полугода жизни, или всей жизни целиком — встал перед ними, можно сказать, ребром, выбор был очевиден. Приходилось смириться еще и с тем, что «семерка» пока останется в мертвом городе — главное, чтобы за катером было кому рано или поздно вернуться.