Ежи Жулавский - Лунная трилогия: На серебряной планете. Древняя Земля. Победоносец

— Да. Они ужасны. С той поры, как ты… То есть с той поры, как нас покинул Старый Человек, вся наша история — это непрерывная война с их жестоким игом. Там, на Теплых Прудах, где поставили первый поселок, в подземелье спрятаны священные книги. Нам здесь книги не нужны, мы передаем рассказ о тебе из уст в уста, а там есть и книги. В некоторых предсказано твое пришествие. А все остальные начинаются со слов: «Да узнает, да ведает Старый Человек, когда вернется Победоносцем, горькую судьбину народа своего». И вправду там почти нет страниц, которые говорили бы о чем-нибудь другом, а не о горькой судьбине твоего народа, владыка. Там записана вся наша история. Когда ты окажешься на Теплых Прудах, о владыка, и прочтешь эти книги, ты узнаешь, что шерны измываются над нами вот уже семь веков. Сразу же после тво… после ухода Старого Человека они переправились через Великое море и напали на наши жилища. Бывали времена, когда нам было вообще не вздохнуть. Они жгли дома, истребляли нашу молодежь, угоняли в полон женщин. А нынче, нынче, когда ты возвратился, о владыка, мы переживаем самые худшие времена. Все селения человеческие к северу от Великого моря до самых пределов пустыни находятся под владычеством шернов. На Теплых Прудах, рядом с престолом первосвященника, они посадили своего наместника, он властвует над нами из своей крепости и собирает с нас дань. С шернами заключен мир, владыка, но пусть лучше смерть, чем такой мир. Полярная страна, где мы тебя дожидались, — единственное место, куда не достает их вражья сила. Они страшатся вида благословенной Земли, они зовут ее злой и стократ проклятой звездой, будто в зверином невежестве своем чуют, что оттуда должен явиться ты, нам избавление, а им разгром и управа. Спаси нас, владыка!

— Спаси нас, спаси! — хором воскликнули монахи, прихлынули, стали целовать Победоносцу ноги. Отрекшиеся от семей и имущества ради ожидания, сейчас они вспомнили, что там, в порабощенной стране, живут их друзья и родичи, и начали наперебой и беспорядочно рассказывать о причиненных шернами бедах, о смертях, о пепелищах и притеснениях.

Сквозь эти стенания, сквозь ненависть, которой дышали голоса, упрямо и внятно звучало только одно:

— Спаси!

Марк сидел на камне, хмурый, губы плотно сжаты. Он долго что-то взвешивал в мыслях, хотя молящие голоса давно примолкли и вокруг воцарилась тишина, полная трепетного ожидания. Был миг, он невольно глянул на свою сверкающую машину, готовую к отлету, — юркнуть бы туда и умчаться в межпланетное пространство обратно на Землю! Но эту мысль он разом отбросил. На молодом лице обозначилось некое твердое решение.

— Каковы эти шерны? Они похожи на людей? — спросил он.

— Нет-нет! Они страшилища!

— Страшилища-страшилища! — нестройно подхватили монахи.

Марк вопросительно глянул на Элема. У того на лице читалось отвращение, граничащее с болью. Элем потупился, помолчал и пробормотал:

— Они страшилища. Сам увидишь, владыка.

— Я сейчас хочу знать. В них есть что-нибудь человеческое?

— Ничего. Разве что разум. Но и тот не человеческий, потому что не различает добра и зла.

— Как они выглядят?

— Они меньше нас. Да, еще меньше. У них есть крылья, но летают они плохо. Умеют подавать голос и понимают человеческую речь, но между собой объясняются цветными пятнами на лбу… Страшилища они! Мерзкие! Мерзкие и поганые!

Марк встал. Сгрудившиеся братчики попятились. Неподалеку высился огромный штабель мертвых тел, собранных с освещенного солнцем холма. Шатры были сняты, колья и полотнища подложены под штабель, чтобы у огня был корм по нраву. Заметив, что Победоносец смотрит на штабель, Элем прервал рассказ и вопросительно заглянул Марку в глаза.

— Сожжем? — поколебавшись, спросил монах.

Марк не ответил. Монах шагнул поближе и повторил вопрос:

— Зажечь костер? Пора ли им на покой, а нам к людям? По домам, к нашим близким, которых мы много лет как покинули?

Не вдруг и явно колеблясь, Марк все-таки кивнул.

— Да, — помедлив, вымолвил он. — Знать, такая судьба…

Через полтора десятка часов, когда они пустились в путь по извечной дороге через ущелье, которым Полярная страна соединяется с обитаемым миром Луны, позади в опустевшей низине догорал огромный костер, сложенный из тел умерших братчиков упраздненного нынче ордена и больше никому не нужных шатров. Марк оглянулся: над низиной стелился дым, солнце сквозь него виделось тускло-красным, а пепельно-серебристого краешка Земли над самым горизонтом было почти не различить…

У ручья повстречался народ из ближних поселков. Весть о пришествии Победоносца уже разошлась, и люди спешили приветствовать его. Марк с интересом разглядывал карликов, среди которых было несколько женщин, хоть и малорослых, но довольно миловидных. А люди падали перед ним ниц, не иначе как с обожанием прикасались к одежде и что-то тараторили на странном языке, в котором ухо с трудом различало искаженные почти до неузнаваемости польские, английские и португальские слова.

При первой встрече превозмогло любопытство, и он не придал значения тому, как его встречают эти человечки. Однако потом, по мере появления новых стаек, попытался было охладить пыл идолопоклоннического обожания, которым его окружили. Но вскоре убедился, что бессилен. Укоряемые либо не разумели, чего от них хотят, либо воспринимали выговор как порицание за бог весть какую провинность и пускались в оправдания, чередуя их с проявлениями безграничного раболепия. А когда он силился объяснить, что ничем от них не отличается, хоть и прибыл с Земли, малыши лукаво улыбались, точь-в-точь как Элем, в ответ на слова, что Старый Человек давным-давно умер и у Марка нет с ним ничего общего.

Прекратив напрасное сопротивление, Марк отложил выяснение этого диковинного недоразумения на более подходящее время. И шествовал к Великому морю со свитой приверженцев, которых не ждал, не гадал, словно молодой, светозарный бог, вознесенный над покорным скопищем ревнителей.

Мужчины мелкими шажками забегали вперед и, вероятно, на что-то жаловались (он их плохо понимал и постоянно звал на помощь Элема; тот, будучи грамотен, знал «святой язык», а именно польский, на котором когда-то говорил Старый Человек), каждый твердил о своих обидах, ссорах и заботах, каждый взывал о возмездии врагам или награде вперед всех прочих, потому что именно он того заслуживает. Из-за этого на ходу возникали перебранки, а иногда и стычки, которые не раз вызывали у Марка невольный смех.

Женщины вели себя более сдержанно. Они шли чуть в сторонке, удовольствовались тем, что смотрели на него округлившимися, восторженными глазами, а стоило подозвать какую-нибудь, та молча бросалась прочь, словно спугнутая лань. Как-то раз он при них шутливо упомянул о шернах. И увидел, как они при одном звуке этого слова бледнеют и сбиваются в робкую стайку, с неизреченным ужасом поглядывая на своих мужей и спутников.