Ежи Жулавский - Лунная трилогия: На серебряной планете. Древняя Земля. Победоносец

— Владыка! Воля твоя, но при женщинах лучше не говорить о шернах, — подсказал Элем.

— Почему?

Монах потупился:

— Ужасные дела творятся…

Он не договорил, потому что в толпе паломников возникло внезапное смятение.

Близился к концу первый день странствия, шествие как раз достигло равнины, поспешая добраться к ночи до Старых Источников, где семь веков назад впервые была открыта нефть, как вдруг паломники и монахи, вся свита Победоносца, сгрудились и закричали, указывая руками в сторону ближних зарослей. Марк глянул туда и увидел человека ростом чуть выше здешнего. Вынырнув из чащи, человек вскарабкался на придорожный утес и оттуда принялся выкрикивать что-то: может быть, издевки, может быть, проклятия. Ему ответил град ругани. Кое-кто схватился за камни, но те не долетали, женщины, с криком прятались за спины мужчин, а монахи плевались и осеняли себя святым знамением Пришествия.

— Выворотень! Выворотень! — неслось со всех сторон.

Человек на скале глумливо расхохотался и прицелился из лука. Свистнула стрела. И вонзилась в горло молоденькой женщине, которая искала убежища у самых ног Марка.

Раздался общий крик ужаса. Сверху ему ответил торжествующий наглый смех. С непостижимой быстротой натягивая лук, человек на скале осыпал сбившуюся внизу, перепуганную стайку градом стрел. Одна из них оцарапала Марку лоб, оставив широкую кровоточащую помету. Марк, не раздумывая, выхватил из-за пазухи оружие и выстрелил.

Выстрел оказался метким. Человек на скале выронил лук, взмахнул руками и без крика полетел вниз головой на придорожные камни. Несколько мужчин бросилось к нему, принялось раздирать кожаный панцирь на груди. Марк думал, что они ищут рану от неизвестного им огнестрельного оружия, но они, обнажив на боках упавшего симметричные багровые отметины в виде шестипалых ладоней, снова подняли крик: «Выворотень!» и стали добивать камнями раненого, который еще дышал, брызжа кровавой пеной с губ и водя глазами по сторонам.

Марк в ужасе бросился к ним.

— Мерзавцы, прекратите! — крикнул он. — Это же человек! Лежачего не бьют!

Элем остановил его:

— Не вмешивайся, владыка. Он не человек. Он выворотень.

И, встретив вопрошающий взгляд Марка, прибавил, по обычаю потупясь:

— Я потом расскажу тебе, владыка. Не вмешивайся. Хорошо, что его прикончили.

Тело неизвестного превратилось в кровавую кашу, а град камней не прекращался. Марк с омерзением отвернулся от этого зрелища, а монахи хороводом окружили его, заплясали и затянули что-то вроде победного гимна:

— Явился Победоносец!..

— Метнул стрелу громовую!..

— Отныне Луна для людей!..

— Слава Победоносцу, где ступит его нога!

Марк молча разорвал круг плясунов и зашагал вперед. Там, где дорога, видимо, поблизости от обжитых мест окончательно сворачивала на равнину, видна была необъятная ширь, усеянная кольцеобразными холмиками. Именно с этого места тот же самый ландшафт открылся глазам Старого Человека, когда он был так же молод, как нынче Марк.

Он присел на придорожный камень и глубоко задумался. Сам дивился, что никак не удается ясно выразить собственные мысли. Глядел на бескрайний простор, позолоченный лучами заходящего солнца, на черные круглые озера тут и там, и думалось о том, что впервые после прибытия в Полярную страну вечного полувосхода он видит закат солнца на Луне и это пронизывающе печальная картина. Думалось о том, что его беззаботный, веселый нрав как испарился неведомо куда за сотню-другую часов и что со странным стеснением сердца стремится он к далекому морю, где решится его судьба, так неисповедимо сплетенная с самой сутью человеческой истории на Луне. И вдруг охватила острая тоска по Земле, которую он, безрассудный и охочий до всего неизведанного смельчак, казалось бы, так недавно, смеясь, покидал. Был миг, хотелось вскочить и бежать прочь отсюда в Полярную страну, в свою сверкающую машину, которая там стоит готовая в обратный путь, но тут же какая-то непонятная вялость нахлынула, и, опершись локтями о колени, он спрятал лицо в ладонях.

— Обещал ведь не спорить с судьбой, — прошептал он.

От задумчивости его пробудило легкое прикосновение.

Он поднял взгляд. С видом беспредельной, слепой, мучительной тревоги перед ним стояла на коленях пожилая исхудавшая женщина. Руки и губы у нее лихорадочно подрагивали, сквозь сведенные страхом зубы едва пробивался сдавленный голос.

— Владыка, — простонала она, — ты все знаешь… ты так на меня глянул… я поняла, что ты знаешь… но я не виновата, владыка! Шерны меня силком похитили!

И вдруг, обезумевшая от страха, кинулась ему в ноги, крича:

— Владыка! Победоносец! Помилосердствуй! Не выдавай меня, ведь меня живой в землю закопают! Я знаю, такой закон, но я же не виновата!

Она билась лбом о гальку, содрогаясь от отчаянных рыданий. Говорить больше не могла, у нее стучали зубы, и слова перемалывались в невразумительные, молящие вопли.

Марк вскочил. Как обухом по голове, поразила чудовищная, невероятная мысль. Он схватил рыдающую женщину за плечи и поставил перед собой. Она со всхлипом смолкла и уставилась на него вытаращенными глазами, словно сей миг ожидая смерти.

— Как тебя зовут? — спросил он, не узнавая собственного голоса.

— Неэм.

— А этот… выворотень?.. Которого убили?

— Да, владыка, это мой сын! Но я же не виновата!

Она норовила поцеловать ему руку. Но Марк отдернул руку и крикнул:

— Твой и чей еще?

Женщину снова затрясло.

— Владыка! Нет на мне вины! Шерны меня силком похитили! Об этом никто, кроме тебя, не знает! Все думали, я на поклон ушла к Братьям в Ожидании. Я пряталась. Владыка! Знаю, надо было его удавить, как только родился, но не сумела я, ты прости, рука не поднялась! Ведь не кто-нибудь, сыночек он мне!

Потеряв над собой власть от бесконечной гадливости, Марк оттолкнул женщину и закрыл лицо руками. Отвратительная история! Мерзкая! Всем законам физиологии вопреки! С ума можно сойти!

Сзади раздались возгласы свиты, пустившейся наконец вдогонку. Потерев виски, Марк кое-как овладел собой. И быстро сказал женщине, распростертой ниц перед ним:

— Неэм, встань. И не бойся.

Спрятал руку за спину от ее благодарного движения. Не мог пересилить себя и глянуть на нее.

Остаток дневного пути он проделал молча. Когда показался поселок на равнине при Старых Источниках, уже вечерело. Из низких каменных домиков, вкопанных в почву ради защиты от ночных холодов, навстречу близящемуся Победоносцу высыпало все население, зазвучали радостные клики, но Марк почти не слышал их. Он шел среди ликующей толпы с угрюмым видом, особенно избегая взглядом женщин, каждая из которых могла быть точно так же осквернена, как та, что недавно валялась у него в ногах. Народ смотрел на его посуровевшее лицо, толковал эту угрюмость как залог скорой и решительной расправы с шернами. Многие издали любовались его громадным ростом и могучими мускулами, в приступе богобоязненности мечтали коснуться и не смели и громко ворожили, какое бедствие несут эти могучие руки поганым шернам.