Ант Скаландис - Операция на разуме

- А ты умеешь надеяться, Творец? - в Калитине закипала злоба.

- В твоем языке не хватит слов для всего, что я умею.

- А ты не боишься, Творец, что однажды кто-нибудь выключит тебя?

Переливчатая звезда наверху задрожала со звоном и всхлипами, стены энергетической сферы всколыхнулись, а потом что-ю тоненько загудело, так тоненько, что у Калитина противно зачесались зубы.

Он вдруг понял, что Творец смеется.

- Что это такое, Алексей?! - кричал Юров.- Что это? Почему ты все это скрывал от меня? Что с тобой, Алексей?!

Юров потрясал растрепанной пачкой листов, и на лице его был испуг.

- Ты был без сознания! - кричал он. - Почему?

- Не знаю, - глупо сказал Калитин.

- Что ты не знаешь?!

- А что ты кричишь?!

- Что я кричу? Я вошел, а ты в кресле с закрытыми глазами, и в пепельнице дымится окурок. Понимаешь, дымится. Я тебя окликаю, а ты не слышишь. Расталкиваю, а ты не чувствуешь. Что я должен был подумать? Нормальные люди так не засыпают. Ты понимаешь, что ты серьезно болен? Я больше не скрываю это от тебя. Тебе лечение нужно. Основательное лечение. Черт возьми, я еще сам не знаю, какое! А ты мне мешаешь. Врешь мне бессовестно, прячешь свои бредовые записи, не хочешь бороться с болезнью...

В какой-то момент Калитин перестал его слушать. "Все пропало. Теперь не спасти, - неотвязно стучало у него в голове. - Все. Все пропало." Словно он опять, как однажды много лет назад оперировал безнадежного больного. Человека. Это потом во сне он стал роботом. Может быть, с этого все и началось? "Да и в том ли дело? - думал Калитин. - Люди ли, роботы - все пропало. Теперь не спасти..."

И все-таки он стал объяснять. Должен был объяснить. Не имел права не попытаться. Но чем дольше он говорил, тем яснее становилось: все бесполезно, бессмысленно. Безнадежно.

Юров слушал с надлежащим профессиональным вниманием, и Калитин ждал, что учитывая тяжелую степень помешательства, психиатр примет условия игры и со всем присущим ему талантом изобразит искреннюю веру в этот новый апокалипсис (Калитин даже надеялся, хоть и сознавал всю наивность своей надежды, что таким образом удастся обмануть Творца), но Юров сказал:

- Не могу я поверить тебе, понимаешь, не могу. Даже если бы очень захотел. Не имею права. Потому как если я, психиатр, поверю в твои сны, то кому же тогда лечить таких вот, как ты и я.

И больше они не спорили. Калитин согласился на все, на любые методы лечения, дал клятву впредь ничего не скрывать и постараться думать о своих видениях как о продукте деятельности мозга. Спокойно поужинал. Погулял в парке. И лег спать.

- Хочешь поговорить со мной? - спросил Творец.

- Нет, - ответил Калитин. - Только один вопрос. Ты будешь сам выключать наш разум?

- Не совсем, но это будет зависеть от меня.

- Тогда, пожалуйста, сделай все побыстрее.

- Калитин, разве ты не хочешь еще что-нибудь сообщить мне, узнать о чем-то или попросить?

- Что я могу сообщить тебе, если ты и так знаешь все? Какие знания могут быть нужны за минуту до смерти? А просить... Не хочу унижаться перед палачом.

- Ты удивительный робот, Калитин. С тобой интересно говорить. Кстати, никто не может знать всего, и наше общение дает и мне много нового. Мне будет жаль расставаться с тобой. Хочешь остаться здесь? Я могу не выключать твое сознание. Мы будем говорить, спорить, узнавать новое.

- Нет, - сказал Калитин.

Он представил себе этот холодный кошмар бесконечного разговора с Творцом и содрогнулся.

- Ты боишься жить без тела? Я создам тебе иллюзию самой полнокровной жизни. Калитин, это гораздо лучше, чем ничего.

- Нет. Нет, - сказал Калитин. - Нет!!! - закричал он. - Это хуже, чем смерть. Это предательство. Пре-да-тель-ство. Тебе понятно такое слово? Лужа ты цветная на потолке, проклятая дыра в крыше мироздания! Чтоб ты в булыжник превратился на веки вечные! Выключай нас! Слышишь, выключай!!!

И упала тьма. И он заворочался в постели и ощутил страх и голод. И еще злобу, глухую, непонятную злобу. Где-то, казалось, что совсем близко, послышался крик. Кричал такой же, как он. И это было тревожно. Он кинулся к окну, ударился лбом в стекло, чудом не разбил его... И тут сознание вернулось к Калитину. Он все вспомнил. И догадался, что разум его действительно был выключен. И пришел в ужас: Творец без его согласия вернул ему разум, а всех остальных оставил беспомощными идиотами. Он вспомнил свой страх. Звериный страх. И звериную злобу. И этот крик, который он услышал - настоящий звериный крик. Он был теперь один в огромном человеческом зверинце. О, это пострашнее смерти! За что? За то, что он отказался остаться там?

На полу лежал длинный мертвенный отсвет уличного фонаря. "Светит пока, - подумал Калитин. - Недолго ему осталось светить." За окном послышался шум мотора. Вдалеке залаяла собака.

"_Мотор_?!"

Калитин встрепенулся. Снова почти как зверь бросился к окну. И долго тупо смотрел, как бело-красный медицинский "рафик", аккуратно обогнув клумбу, выехал на дорогу, и его красные хвостовые огни, несколько раз мигнув меж деревьев, скрылись в темноте.

"За рулем не мог сидеть зверь. За рулем сидел человек. Ну, а крик? Страшный звериный крик. Я же слышал его. Должно быть, я действительно очень серьезно болен."

Он доплелся до постели и лег. И тут же в глаза ему брызнул свет. Ухмыляющееся разноцветное сияние плясало прямо перед ним на расстоянии вытянутой руки, а энергетическая сфера была теперь крохотной, как чулан.

- Сволочь! - захрипел Калитин. - Издеваться вздумал? Рубишь голову тупым топором? Чтобы мучились подольше? Зачем ты снова подключил нас к вашему дурацкому источнику? Издеваешься? Или совесть заговорила? Ты знаешь, что такое совесть?

- Калитин, - сказал Творец. - Мы отключили вас, но вы тут же _переключились на собственный автономный источник_.

- Какой источник? - не понял Калитин. - Как мы могли переключиться?

- Как и что, мы еще сами не разобрались, но у каждого из вас есть свой собственный источник разумной энергии. Видимо, он развился у вас в ходе эволюции. Это грандиознейшее открытие в истории Вселенной. Вещество может быть носителем разума наравне с энергией. Прощай, Калитин.

- Погоди, Творец, у меня еще очень много вопросов.

- Оставь их себе, Калитин. Мы больше не нужны вам. Понимаешь, не нужны. Сеанс связи окончен. Прощай.

Утром он проснулся рано. В окно стучал дождь, в палате стоял желтоватый сумрак. Стол был завален книгами и статьями. Все буднично, все уныло. Не было даже листков с записями ночных бесед. Их унес Юров. Спать не хотелось. Он лежал и думал. Была ли это болезнь, был ли это контакт с иной цивилизацией? Он знал, что теперь все кончилось. Он знал это наверняка, и ему было грустно.

А за завтраком Юров, нервный и злой после бессонной ночи и со свежей повязкой на руке рассказал ему, как часа в два привезли нового больного и почему-то не предупредили, что он буйный.