Дмитрий Скирюк - Парк Пермского периода

— Пользы от этой нестандартности… — пробурчал я, в основном чтобы скрыть накатившее смущение. — Кстати, о друге: а Серега после укуса — не того… не станет вампиром?

— Конечно, нет! — Я впервые услышал от Иханы что-то, похожее на смех. — Вы же понимаете, что это было бы нелепо. Я уже объясняла: его организм теперь просто не переносит алкоголя, и все. Других последствий… Впрочем, постойте, — она прищелкнула пальцами, — я кое-что вспомнила. Кажется, один побочный эффект все-таки есть. У вашего друга резко увеличится… как это по-русски… Влечение?.. Мужская сила?..

— Потенция?! — вскричал я. Потрясение от сказанного ею чуть не заставило меня проснуться.

— А! Точно, она самая.

— И намного?

— Вообще-то специальные исследования не проводились, но… — Она неопределенно повела рукой и закончила: — Исходя из своего личного опыта, я думаю, раз примерно в пять-шесть.

— Насколько, насколько?! — ахнул я. — И это навсегда? И ничего нельзя исправить?

Ихана покачала головой:

— Боюсь, что нет.

Тишина давила ватой. Проваливаясь в сон, я едва успел осмыслить сказанное.

Бедный Серега…

Больше я ничего не помню. Очнулся я только когда где-то наверху прогремел взрыв, и в опустевший зал пещеры с потолка посыпались затянутые в черное десантники.

Вот так все это и завершилось. Грустно, но, может, оно и к лучшему. Я много раз потом пытался вспомнить, что было потом, но сумбур, царивший у меня в голове, не дает восстановить дальнейшие события. Больше всех нагорело Денисычу; тот стоял с виноватым видом, слушал, как его распекал подполковник, и согласно кивал на все замечания. В пещере не осталось ни следа инопланетной техники — пришельцы эвакуировали все подчистую, на полу обнаружились только Димкины штаны. С Ленкой все-таки приключилась небольшая истерика, вызванная больше этим самым взрывом, чем общением в пришельцами. Серега все еще никак не мог прийти в себя после сообщения, что теперь ему волей-неволей придется вести здоровый, но несколько несознательный образ жизни… Впрочем, про самое главное я ему в тот день сказать поостерегся — а ну как не выдержал бы и заболел от удивления? А я…

А что — я? Что мне было им рассказывать после того, что я услышал от Иханы? Передо мной стояли сильные, мужественные люди, которые, в отличие от меня, слабака, знали, что надо делать и куда идти, знали, кого поднять на щит, а кого замочить в сортире, люди, которые служили власти и прогрессу и которые вот уже тридцать лет, не спрашивая, силком тащили меня в свое Светлое будущее. Мне было противно. Честно говоря, я больше всего жалел, что не улетел с пришельцами, хотя, наверное, меня бы не взяли. Я молчал при даче показаний. Я сказал, что ничего не помню. Мне поверили.

В общем, пополам она нам стала, прогулка по этому… парку Пермского периода.

Но больше всех был потрясен случившимся Димка. Хотя его вполне можно понять: шел себе, шел человек, а потом вдруг очнулся где-то под креслом, с размалеванным лицом, весь пропахший псиной, без очков и без штанов, и долго не мог понять, что с ним произошло. Впрочем, ничего удивительного — после хорошей пьянки случается еще и не такое. Смущался он страшно, просто не знал, куда себя деть. Очки мы ему отдали, штаны тоже вскоре нашлись, но душевное спокойствие к нему так и не вернулось.

— Ребята, что со мной было-то? — все время спрашивал он. — Что я делал-то вчера?

— Что-что, — философски хмыкал в усы Денисов. — Ничего особенного. А что не помнишь, так это бывает… А вообще, Димыч, пора тебе с выпивкой завязывать.

С тех пор прошел почти год. Жизнь течет своим чередом. Ленка уехала к себе на Чукотку, пишет письма, иногда приезжает на какой-нибудь бард-фестиваль. Димка по-прежнему работает экскурсоводом в своей пещере, но шутить с посетителями после случившегося как-то больше не решается. Подполковник Холодков стал полковником. Фил переехал в Глазов; говорят, его тоже повысили.

Серега теперь — полный абстинент. Пьет только воду, да и то разбавленную. Устроился на новую работу, теперь он фотомодель, на нем в салоне красоты прически отрабатывают. Я часто захожу к нему. Мы пьем крепкий чай, смотрим на небо и разговариваем о разных вещах. Сидим мы на кухне: комната у него завалена глушителями, хромированными патрубками, амортизаторами, пружинами и всяческими прочими железками; Серега собирает мотоцикл, на этот раз — самый обычный, хотя тоже «Харлей-Дэвидсон», модели Indien. В принципе Кабанчик его уже почти собрал и теперь ломает голову, как его вытащить на улицу с девятого этажа — эта слоняра не проходит ни в коридор, ни в лифт, а разбирать его обратно он почему-то не решается. Чай у Сереги всегда немного отдает машинным маслом. Все стены, там, где не висят постеры с мотоциклами, облеплены плакатами с изображением Сэйлор Мун — глазастой длинноногой школьницы в матроске из японского мультсериала: после всего произошедшего Сережка здорово «подсел» на анимэ. На самом почетном месте у него висит плакат, где эта Сэйлор Мун, в чем мама родила, сидит верхом на мотоцикле. Когда начинает темнеть, я обычно собираюсь и ухожу: ночевать я у Сереги как-то больше не решаюсь. А ежа мы сдали в зоопарк.

4.10— 22.12, 2001

Пермь

Лихорадочно хлопая крыльями, Горыныч стремительно пикировал к лесу. Мешал боковой ветер, правым крылом приходилось загребать сильнее, чем левым, и с непривычки вскоре заболело плечо.

— Левее, левее бери! — время от времени покрикивала Правая голова — большая любительница ничего не делать и давать советы.

— Заткнись! — коротко приказала Главная, и в эту секунду, заложив крутой вираж, не смогла сориентироваться. Годы и близорукость сделали свое черное дело, и появившееся прямо по курсу раскидистое дерево было замечено всеми троими слишком поздно.

— Атас!!! — запоздало вскрикнула Правая, и в тот же миг Змей со всего разлету влепился в толстый корявый ствол. Сверху градом посыпались жухлые осенние листья, сучья всевозможных форм и размеров и гигантское количество желудей. Левая голова, застрявшая в развилке мощных ветвей, выплюнула кусок коры, скосила глаза и мрачно констатировала:

— Дуб.

Змей Горыныч медленно встал, раздвинув ветви, высвободил застрявшую Левую голову и, кряхтя и потирая ушибленные места, тяжелым неспешным шагом направился в глубь леса.

— Опять шандарахнулись, — со злостью бормотала Левая голова. — Когда-нибудь ты всех нас угробишь! Где ты прятался, когда на небе раздавали мозги?

— Будет ворчать-то, — хмуро огрызнулась Средняя. — Ну, упали, ну, стукнулись… с кем не бывает? Подумаешь, дуба дали… Забыл что ли, как лет этак сорок тому назад в грозу нас громом треснуло? И ничего — живем…