Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок)

В продолжение нескольких часов они не уступали в скорости нашему судну. Я не мог налюбоваться этими милыми животными. Их строение вполне соответствовало быстроте передвижения: голова у них маленькая, тело гладкое и веретенообразное, грудные плавники сильно развиты и хвост раздвоенный. Длина некоторых тунцов доходила до трех метров. Плыли они треугольником, как известные перелетные птицы, которым они не уступают в скорости, поэтому древние народы обыкновенно говорили, что этим рыбам хорошо известны геометрия и стратегия. Тем не менее провансальцы, которые ценят тунца не менее жителей древней Пропонтиды и Италии, приспособились ловить его: безрассудные рыбы тысячами попадают в сети марсельцев.

Назову еще тех рыб Средиземного моря, которых нам с Консейлем удалось разглядеть. Беловатые морские угри мелькали неуловимою тенью перед нами. Извивались змееобразные мурены в три-четыре метра длиной, окрашенные в зеленые, голубые и желтые цвета. Проплывали мерланы, длиной в три фута, печень которых считается очень лакомым блюдом. Проносились триглы, которых поэты называют «рыба-лира», а моряки — морским петухом. Рот триглы оканчивается двумя треугольными пластинками, вырезанными наподобие кружева, которые имеют некоторое сходство с лирой Гомера. Триглы-ласточки плыли со скоростью птиц, отчего они и получили это название. Красноголовые морские судаки показывали свои спинные плавники, разукрашенные нитевидными волокнами. За ними шла сельдь-железница, испещренная черными, коричневыми, голубыми, желтыми и зелеными пятнами, чуткая к серебристому звону колокольчика. Были здесь и великолепные палтусы, которых по справедливости можно назвать фазанами моря, ромбовидной формы, с желтоватыми плавниками в коричневых пятнышках, сверху их бока окрашены обыкновенно в коричневые и желтые цвета, что придает им вид мрамора. Наконец, проплыли целые стаи барабулек, этих морских райских птичек, за которых римляне когда-то платили по десять тысяч сестерций за штуку. С большим удовольствием они следили, как эти рыбы, умирая на столе перед их глазами, постепенно меняют свою окраску, переходя от красного цвета горной киновари в мертвенно бледный.

Бешеная скорость «Наутилуса» была причиной того, что я не мог разглядеть ската-мирале, спинорогов, морских коньков, камбал, султанок, губанов, летучек и других рыб, живущих в водах Атлантического океана и Средиземного моря.

Что касается морских млекопитающих, то нам попались при входе в Адриатическое море три или четыре кашалота, с одним спинным плавником, как у всех кашалотовых, несколько дельфинов, свойственных Средиземному морю; передняя часть их головы разлинована маленькими светлыми полосками. Заметил я еще около дюжины тюленей с белым брюхом и черной шерстью, длиной не более трех метров. Их часто называют монахами, и действительно они напоминают доминиканцев.

Консейль успел разглядеть одну шестифутовую черепаху, снабженную на панцире тремя продольно выдающимися гребнями. Я очень сожалел, что упустил из виду это пресмыкающее. По описанию Консейля, это был, по всей вероятности, редкий вид черепахи (Testudo coriacea). Самому мне удалось заметить лишь нескольких съедобных черепах, с удлиненным панцирем.

В продолжение нескольких минут удалось также полюбоваться и зоофитами. Одна великолепная оранжевая галеолярия зацепилась за иллюминатор — это было длинное волокно, ветвящееся бесчисленным множеством отростков-щупальцев, имевших вид тончайшего кружева; сомневаюсь, чтобы соперники Арахны — пауки могли сплести что-нибудь подобное. К сожалению, невозможно было выловить этот замечательный экземпляр.

Вероятно, мне не удалось бы увидеть других животных и растений, если бы «Наутилус» не снизил внезапно свою скорость. И вот почему.

В ту минуту мы плыли между Сицилией и берегом Туниса. В этом узком месте между мысом Бон и Сицилией дно моря внезапно поднимается на большую высоту, так что глубина составляет не более семнадцати метров, тогда как с обеих сторон этой возвышенности она равна ста семидесяти. «Наутилусу» для того, чтобы не наткнуться на эту подводную преграду, пришлось принять меры предосторожности, поэтому он и пошел медленнее.

Я указал Консейлю на карте Средиземного моря то место, где находится этот подводный хребет.

— Да это, с позволения их чести, настоящий перешеек, соединяющий Европу с Африкой, — заметил Консейль.

— Да, мой друг, — отвечал я, — он совершенно преграждает Тунисский пролив, и измерения Смита доказали, что материки некогда соединялись между собой в том месте, где находятся мысы Бон и Фарин.

— Это очень вероятно, — сказал Консейль.

— Я полагаю, что подобная преграда существовала между Гибралтаром и Сеутой, в геологическую эпоху она замыкала вход в Средиземное море.

— А что, если, с позволения их чести, теперь вулканические силы опять поднимут эту преграду над поверхностью моря? — вскрикнул Консейль.

— Это невозможно, — возразил я.

— Пусть их честь позволят мне докончить: если бы это случилось теперь, то господин Лессепс, который прорывает перешеек, был бы очень недоволен этим!

— Конечно, но, повторяю, подобный феномен невозможен в наше время. Сила магмы постепенно уменьшается. Вулканы, столь многочисленные прежде, мало-помалу угасают, внутренний жар уменьшается. Теперь можно даже вычислить, насколько снизилась температура внутренних слоев земного шара в течение столетия. Это составляет большой ущерб для нашей планеты, ибо теплота — ее жизнь.

— А солнце?

— Одного солнца недостаточно для этого, Консейль. Разве оно может оживить мертвеца?

— Не думаю!

— Следовательно, друг мой, и земля наша когда-нибудь уподобится охладевшему телу. Она станет так же необитаема, как необитаема Луна, которая уже давно утратила свою жизненную теплоту.

— А сколько для этого понадобится веков? — спросил Консейль. — Когда это может случиться?

— Через несколько сотен тысячелетий.

— Стало быть, — отвечал Консейль, — времени нам хватит, чтобы закончить наше подводное путешествие, если только Нед Ленд нам не помешает!

И успокоенный Консейль принялся снова наблюдать неровное дно, пользуясь тем, что «Наутилус» из предосторожности шел на средней скорости.

Там, на скалах вулканического происхождения, распустился целый цветник морских губок, голотурий, прозрачных как стекло, ктенофор-цидиппов, называемых гладкими, с красноватыми усиками и легким фосфоресцирующим блеском; ктенофор обыкновенных, известных также под названием морских огурцов, подвижных морских лилий-коматул, пурпур которых окрашивал воду, древовидных лилий-эвриалий красоты необыкновенной, длинноветвистых павоний, морских ежей, употребляемых в пищу, и зеленых актиний с сероватым стволом и коричневым диском, теряющимся в массе своих щупальцев оливкового цвета.