Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок)

Мы нашли великолепный грот, вошли туда и с удовольствием растянулись на мягком песке. Огонь отполировал базальтовые стены и посыпал их искрящейся слюдяной пылью.

Нед Ленд ощупывал стены и постукивал по ним, пытаясь определить их толщину, и я не мог удержаться от улыбки, наблюдая за ним.

Разговор зашел, по обыкновению, о побеге. Я счел возможным сказать, что капитан Немо повернул на юг только для того, чтоб возобновить запас натрия, что теперь он, возможно, пойдет к берегам Европы или Америки и что тогда удобнее будет исполнить задуманное.

Мы лежали в этом прелестном гроте уже час. Разговор, сначала очень оживленный, постепенно затих; нас клонило в сон. Спешить было некуда, и я не стал противиться сну.

Мне снилось — ведь сны себе выбирать нельзя, — мне снилось, что я превратился в моллюска, что этот грот не грот, а моя двустворчатая раковина… Меня разбудил голос Консейля.

— Скорей, скорей! — кричал он.

— Что случилось? — спросил я, приподнимаясь.

— Вода! Вода! Вода прибывает!

Я вскочил на ноги. Море врывалось в наше убежище, как прорвавший препятствие поток.

— Скорей! Скорей! — кричали мы друг другу.

Через несколько минут мы уже были в безопасности.

— Что это делается? — спросил Консейль. — Какой-нибудь новый феномен?

— Нет, — отвечал я, — это прилив, такой же прилив, какой застиг и героев Вальтера Скотта! Уровень океана поднимается, и по естественному закону равновесия уровень озера также повышается. Мы отделались ножной ванной! Теперь бегом к «Наутилусу»!

Через три четверти часа мы явились на корабль. Экипаж уже заканчивал погрузку, и «Наутилус» мог с минуты на минуту пуститься в путь.

Но капитан Немо не отдавал никакого приказа. Он хотел дождаться ночи и выйти незамеченным из этого подводного канала?

Может быть!

Как бы то ни было, на другой день «Наутилус» уже шел в открытом океане на глубине нескольких метров.

Направление «Наутилуса» не менялось. Надежда на возвращение к берегам Европы рушилась. Капитан Немо держал курс на юг.

Куда он направлялся? Я не смел и думать об этом.

В этот день «Наутилус» прошел по теплому району Атлантического океана.

Все знают о существовании большого теплого течения Гольфстрим. От берегов Флориды оно направляется к Шпицбергену и Новой Земле. Но прежде чем войти в Мексиканский залив, примерно на 44° северной широты, течение разделяется на два рукава; один, главный, рукав идет к берегам Ирландии и Норвегии, а другой — на юг к Азорским островам, потом касается африканских берегов, описывает удлиненную дугу и возвращается к Антильским островам.

Этот второй рукав скорее похож на кольцо, чем на рукав, и окружает своими теплыми водами ту холодную, спокойную и неподвижную часть Атлантического океана, которую называют Саргассовым морем. Это поистине озеро посреди Атлантического океана, воды Гольфстрима обходят его окружность только за три года.

Саргассово море, собственно говоря, покрывает всю потопленную Атлантиду. Некоторые ученые даже считают, что многочисленные плавающие острова водорослей, которыми усеяно это море, раньше были прибрежными зарослями этого древнего материка. Но, вероятнее всего, эти водоросли приносятся в Саргассово море с берегов Европы и Америки течением Гольфстрим. Вид плавучей зелени заставил Колумба подозревать о существовании Нового Света. Когда суда смелого мореплавателя вошли в Саргассово море, то с большим трудом смогли пробраться среди множества водорослей. К великому ужасу экипажа, они боролись с ними три недели, пока выплыли.

Таково было море, где теперь находился «Наутилус», — настоящий луг, покрытый водорослями, так густо и так плотно, что форштевень судна с трудом прорезывал их.

Капитан Немо, опасаясь за целость винта, держался на глубине нескольких метров.

Название это море получило от испанского слова «sargazzo», что значит «водоросль». Плавучие водоросли образуют громадные растительные рифы. И вот почему, по замечанию Маури, автора «Физической географии земного шара», они соединяются в тихом бассейне Атлантического океана: «Если поместить в сосуде с водой соломинки или какие-нибудь плавающие тела и воде в сосуде сообщить круговое движение, то увидим, что разрозненные соломинки соединятся группой в центре сосуда, то есть в пункте меньшего колебания. Вообразите, что сосуд — Атлантический океан, круговое течение — Гольфстрим, а центр, где собираются плавающие тела, — Саргассово море».

Я разделяю мнение Маури и мог изучить этот феномен в условиях среды, обычно редко посещаемой судами.

Над нами плавали собранные в груду среди бурых водорослей стволы деревьев, поваленные бурей в Андах или в Скалистых горах и приплывшие по течению Амазонки или Миссисипи, многочисленные обломки кораблекрушений, остатки килей, части оснастки, вырванные обшивные доски, до того отягощенные раковинами, что не могли уже подняться на поверхность океана.

Время оправдает, возможно, и другое мнение Маури, что эти предметы, скапливающиеся таким образом в продолжение веков, превратятся в руду от действия морской воды и образуют тогда неистощимые залежи каменного угля. Драгоценный запас, который предусмотрительная природа приготовит к тому времени, когда люди исчерпают копи материков.

Среди непроходимой путаницы водорослей виднелись прелестные альционарии розоватого цвета, актинии с длинными щупальцами, красные, голубые, зеленые медузы, и между ними корнероты Кювье, синеватый диск которых окаймлен фиолетовыми зубчиками.

Весь день 22 февраля мы провели в Саргассовом море, где рыбы, большие охотницы до ракообразных и морских растений, находят себе обильную пищу. На другой день океан принял свой обычный вид.

С этой минуты, то есть с 23 февраля по 12 марта, в течение девятнадцати дней «Наутилус», держась середины Атлантического океана, нес нас с равномерной скоростью, доходившей до ста лье в сутки. Очевидно, капитан Немо задался целью в точности исполнить предначертанную программу; я был убежден, что он намерен, обогнув мыс Горн, вернуться в южные воды Тихого океана.

Опасения Неда Ленда были обоснованны. Здесь, в открытом океане, совершенно лишенном островов, нечего было и думать о бегстве. Осталось лишь покориться своей участи.

Однако у меня была слабая надежда подействовать силой убеждения там, где хитрость и сопротивление ни к чему не вели. Не согласится ли капитан Немо по окончании путешествия освободить нас, взяв клятву никому не говорить о его существовании?

Приступить к этому нужно было очень осторожно. Надо было искусно воспользоваться благоприятной минутой, так как капитан в самом начале решительно объявил, что его тайна требует нашего вечного заточения на «Наутилусе». Теперь, вероятно, он был уверен, что мое четырехмесячное молчание было следствием того, что я совершенно покорился своей участи. Поднять этот вопрос теперь значило бы возбудить его опасения, а это могло только навредить осуществлению нашего замысла. Все это я взвесил и обдумал, а потом поделился своими соображениями с Консейлем, который был встревожен не менее меня. В конце концов, мы уже теряли всякую надежду когда-либо увидеть себе подобных людей, и эта мысль, несмотря на то, что я не склонен поддаваться унынию, приводила меня в содрогание, особенно теперь, когда капитан Немо на всех парах летел к южной части Атлантического океана!