Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок)

— Спины у них голубоватые, — говорил Консейль, — брюхо беловатое, и все они покрыты выпуклостями.

Несколько перепуганных кашалотов обратилось в бегство. Вода на несколько миль вокруг окрасилась кровью; казалось, что «Наутилус» плыл по морю крови.

Капитан Немо тоже вышел на палубу.

— Ну как, мистер Ленд? — спросил он.

— Что же это за охота? — ответил канадец, который уже успел успокоиться. — Это и охотой нельзя назвать. Зрелище, конечно, страшное, да ведь я не мясник, я охотник, я китолов!

Это же просто резня, бойня!

— Это истребление вредных животных, мистер Ленд. «Наутилус» не похож на мясницкий нож, вы напрасно его порочите!

— По-моему, гарпун лучше, — сказал Нед Ленд.

— Каждому свое, — ответил капитан, пристально глядя на Ленда.

— Разумеется! — сказал Нед Ленд.

Я уже начинал тревожиться, как бы канадец не сказал какой-нибудь дерзости, но, к счастью, внимание его было отвлечено видом кита, к которому подошел «Наутилус».

Животное не увернулось от зубастых кашалотов. Я тотчас же узнал южного кита, с совершенно черной, плоской, как бы вдавленной головой. Анатомически он отличается от белого и от нордкапского кита сращением семи шейных позвонков и тем, что у него на два ребра больше.

У несчастного кита, лежащего на боку, все брюхо было порвано, и он был мертв. На конце его изуродованного плавника висел маленький китенок, которого он не смог спасти. Из открытой пасти лилась вода, которая шумела в его усах, как в тростнике.

Капитан Немо направил «Наутилус» как раз к трупу животного. Двое матросов взобрались на него и, к великому моему удивлению, принялись доить кита. Они надоили около двух бочек молока.

— Не угодно ли вам попробовать, профессор? — спросил капитан Немо, предлагая мне чашку. Молоко было еще теплое.

— Ох, капитан! — сказал я. — Несмотря на всю мою любознательность…

— Молоко это отличное, Аронакс. Оно ничем не отличается от коровьего.

Я скрепя сердце отведал. Молоко в самом деле было отличное и совершенно могло заменить коровье.

— Можно сбить из него масло, капитан, сделать сыр, что будет приятным прибавлением к вашему столу. Я очень рад, что попробовал китовьего молока!

— А я рад, что дал вам возможность его попробовать, профессор, — ответил капитан.

С этого дня я заметил, что Нед Ленд стал очень косо поглядывать на капитана Немо, и решил наблюдать за канадцем, чтобы не допустить какого-нибудь скандала.

«Наутилус» снова быстро пошел на юг.

Неужели он хочет достигнуть полюса?

Невероятно, чтобы капитан Немо стремился к полюсу, потому что до сих пор все попытки достичь этой точки земного шара оказались безуспешны. К тому же приближалось осеннее время; у нас было 13 марта, что соответствует 13 сентября в Северном полушарии.

14 марта я заметил на широте 55° ледяные глыбы высотой от двадцати до двадцати пяти футов; эти льды образовали небольшие заторы, о которые с шумом разбивались волны.

«Наутилус» шел по поверхности океана.

Нед Ленд плавал в арктических морях, и льды не были для него редкостью, но мы с Консейлем видели их в первый раз и ахали по очереди.

— Что это такое, с позволения их чести? — спросил Консейль, указывая на горизонт.

По небосводу тянулась ослепительно белая блестящая полоса. Английские китоловы называют это «ice blink», то есть ледяной отблеск. Какими бы густыми ни были тучи, они никогда не затмевают этого сияния.

— Почему здесь этот отблеск, с позволения их чести?

— Потому что скоро покажутся ледяные горы, Консейль.

Действительно, скоро показались мощные скопления льдов — настоящие ледяные горы.

— Какая прелесть! — вскрикнул я невольно.

Ледяные горы блистали, сверкали и переливались. Одни были изборождены зелеными прожилками, другие, похожие на громадные аметисты, просвечивали насквозь. Третьи были словно усыпаны ледяными иглами, и в каждой игле отражались солнечные лучи, так что вся гора сверкала как алмаз. Четвертые были матового белого цвета, как будто из мрамора.

Чем дальше мы шли на юг, тем чаще попадались эти плавучие острова, тем больше увеличивались их размеры.

Полярные птицы гнездились на «ледянках», как называл ледяные горы канадец. Буревестники и глупыши оглушали нас своими криками. Иные принимали «Наутилус» за кита, спускались на него отдыхать и долбили клювом звонкую обшивку.

Во время нашего плавания среди льдов капитан Немо очень часто выходил на палубу. Я часто смотрел на него, когда он стоял и внимательно вглядывался в бескрайние ледовые поля. Иногда казалось, что его спокойные глаза словно вспыхивали от внутреннего огня. О чем он думал в это время? Может быть, он чувствовал себя хозяином этих антарктических вод, недоступных другим людям?

Капитан Немо ничего не говорил. Он или стоял неподвижно, или вставал за штурвал «Наутилуса». Правил он с необычайным искусством и ловкостью, «Наутилус» скользил как ни в чем не бывало между ледяными торосами и айсбергами длиной в несколько миль и высотой от семидесяти до восьмидесяти метров.

Вдали, казалось, путь совершенно загромождался льдами, и на широте 60° проход исчез.

— Ну тут встанем! — сказал Ленд.

Я был с ним согласен, но капитан Немо отыскал узкую щель и отважно проскользнул сквозь нее, очень хорошо зная, что вслед за «Наутилусом» льды тотчас же сомкнутся.

«Наутилус», управляемый искусной рукой, прошел все льды, классификация которых по форме и размеру восхищала Консейля: айсберги, или ледяные горы, ледяные поля, дрейфующие льды, пак, кругляки и полосатки.

— Почему это называют их кругляками и полосатками, с позволения их чести? — спросил Консейль.

— Потому что первые имеют круглую форму, Консейль, а вторые — продолговатую.

— А! — сказал Консейль.

— Мудрено? — спросил канадец.

— Нет, я сразу не сообразил, — отвечал простодушный Консейль.

Температура воздуха была довольно низкая. Термометр показывал от 2° до 3° ниже нуля. Но мы не зябли: на нас была одежда из тюленьих шкур, которые отлично защищают от холода. «Наутилус» отапливался электрическими приборами, кроме того, стоило ему только погрузиться на глубину нескольких метров, как на судне устанавливались нормальные температурные условия.

— Плыви мы на этих широтах два месяца ранее, ночей бы не было, — сказал я.

— Почему? — спросил Ленд.

— Солнце не заходило бы, — ответил ученый Консейль. — Круглые сутки стоял бы день.

— А! — произнес канадец.

— Впрочем, и теперь еще ночи короткие, — сказал я, — всего три-четыре часа. А вот после ночь продлится целых шесть месяцев.

15 марта мы перешли широту Южных Шетландских и Южных Оркнейских островов.