Сергей Снегов - Экспедиция в Иномир

"Друзья мои, при таком методе расшифровки и стебель бамбука можно превратить в пламенного оратора!" И он в который раз напомнил то, что тысячекратно повторял на своих лекциях и что мы, казалось бы, должны были вызубрить наизусть: "И ветер поет, рычит, летит, и море улыбается, и пила визжит, но хоть такой перевод на человеческий язык физических явлений и рисует живых существ, ни ветру, ни морю, ни пиле жизни от этого не прибавится".

- Будем считать, что проблема остается открытой, - закончил я. - А чтобы не впадать в ошибку одушевления неодушевленного, условимся считать объекты живыми не только по их реакции на наши сигналы, но и по их поведению, независимому от нашего воздействия. Как, кстати, считают теоретики - возможна ли вообще жизнь в двенадцатимерном мире?

Артур, сосредоточенно слушавший наш спор с Николаем, неопределенно ответил, что жизнь, в принципе, категория многомерная, но вряд ли здесь она будет похожа на нашу. Он заранее допускает всякие неожиданности. Видимо, нотация, прочитанная Николаю, произвела впечатление и на Артура. Он уже явно побаивался широких выводов, к которым недавно был склонен вместе с Николаем. Сейчас его интересовало, как записать происшествие у светоморя. Живой ли храбрец напал на нас или то было забавное физическое явление - ему нужно дать название. Поскольку шар весь светился и, возможно, - если, конечно, прав Николай, - даже разговаривал радиацией, он предлагает именовать его Луцием или радиалом, - в том и другом названии присутствует категория излучения.

- А повстречается шарик побольше и пострашней, назовем его попросту Люцифером, - съязвил я.

Но до Артура шутка не дошла. Он нечувствителен к шуткам. И, учитывая при размышлении все стороны, вывод он объявляет с такой односторонней категоричностью, словно ничего другого и быть не может. В этом отношении он превосходит даже Николая: тот увлекается, но не отстаивает своих заблуждений. А у Артура даже признание "Совсем не понимаю, что это такое" звучит как: "Дважды два - четыре, неужели вы такие невежды, что не знаете?" Впрочем, вскоре мы твердо установили, что в дзета-мире дважды два отнюдь не четыре, - и категоричности у Артура поубавилось. Случай с сомнительной расшифровкой сигналов радиала тоже оказал свое действие.

Жак не принимал участия в разговоре. Он сидел на диване, поджав под себя ноги, - тысячи раз мы трое пытались проделать то же самое, ни один не выдерживал больше минуты, а Жак клянется, что это самая удобная поза, - и только переводил большие, выпуклые, темные, очень добрые глаза с одного на другого. Я попросил его высказаться. Он горестно вздохнул, запустил обе руки в волосы и яростно встормошил кудри. Жак очень смешон, когда пытается что-либо связно изложить. Он с усилием промямлил:

- Конечно, все мы понимаем... Но с другой точки зрения... Просто не знаю, как подойти...

- Постарайся подойти членораздельной речью.

Он с укором посмотрел на меня. Ему не нравится, что я всегда посмеиваюсь. Обо мне говорят, что ради красного словца не пожалею ни матери, ни отца. А его, Жака, томят грустные мысли и гнетут печальные предчувствия. Мало-помалу в его речи проклюнулась мысль.

- Нефундаментальность геометрических координат, инвариантность физических полей... Важно, не спорю. Но вот этот дурачок... Вдруг и вправду живой? Напал, вы оборонялись, он погибает... Значит, нападение и защита? Свары? Ссоры? А если и войны? И нам вмешиваться в их распри? На чужом пиру да похмелье? Пожалуйста, не смейся, Полинг! Вопрос такой трудности... Голова пухнет!

Вопрос не казался мне таким уж трудным.

- Мы разведчики, а не воины, Жак. Лишь жестокая необходимость может заставить нас вмешаться в местные распри. Не уверен, повторяю, что мы были объектами осмысленного нападения. Нужно еще доказать, что Люцифер или радиал - нечто живое, а не нормальное в этом мире физическое явление.

Жака мой ответ удовлетворил, Артур задумался. Я спросил у него:

- Ты, кажется, не согласен?

- Я думаю о другом, Казимеж.

- О чем же?

- Мне кажется, этот мир устроен не по Аристотелю.

- Не по Аристотелю? Как это надо понимать?

Он ответил почти надменно:

- Не знаю. Сам не понимаю.

Уверен, что признание в непонимании он считал в тот момент вполне достаточным объяснением загадки!

Глава третья

В ЦАРСТВЕ СТАТИСТИЧЕСКОЙ ЛОГИКИ

Недоумения у нас, естественно, были. И поводов для удивления хватало. Но, оглядываясь сегодня назад, я понимаю, что у меня было и еще одно чувство: разочарование. Каждому еще на школьной скамье столько говорят, что основные физические свойства нашего мира определяются его восьмимерностью, а в мирах иных измерений физика неизбежно иная, что невольно ждешь от таких миров чего-то сногсшибательного, чего-то за гранью реально допустимого. Помню, как тому же нашему профессору Антонио Дирборн-Курдаб-оглы я на выпускном экзамене, где среди прочих мне выпал и вопрос о четырехмерном мире, прямо брякнул: "Это мир привидений!" И деловито разъяснил, что раз все тела имеют там геометрические размеры и движутся во времени, а масса и энергия свойства не фундаментальные, то они хоть и пространственны, но бестелесны, не могут воздействовать одно на другое, их нельзя увидеть, пощупать - в общем, нормальные призраки. И профессор одобрительно кивал головой, только добавил, что у меня одна, впрочем, простительная ошибка: он недавно провел обширный математический анализ знаменитых призраков древней литературы - тени отца Гамлета, тени пророка Самуила, вызванного из гроба какой-то волшебницей, Кентервильского привидения, некоей Пиковой дамы и еще с десятка других, менее знаменитых, - и точно установил, что все эти прославленные привидения имели высокий процент вещественности и могли существовать только в мире шести измерений. Таким образом, в четырехмерном мире нормальные привидения невозможны, этот мир сам гораздо призрачней любого призрака. "И я не уверен, что такой мир способен к реальному физическому существованию, хотя логически он непротиворечив и математически возможен, и во всех учебниках его реальность постулируется, так что со спокойной совестью ставлю вам пятерку по физике космоса и сопряженных миров". И профессор размашисто начертал свою фамилию в моем дипломе.

Выше я говорил, что испытывал удовлетворение, а сейчас твержу о разочаровании. Противоречия тут нет. Я был капитаном трансмирового корабля и не мог не радоваться, что мы избежали катастрофы при вторжении в дзета-пространство и что с первого выхода обнаружили много диковинного. Но одно - удовлетворение практика, другое - любопытство путешественника. Артур Хирота, штатный мыслитель нашей экспедиции, буркнул, что дзета-мир сконструирован не по Аристотелю, и, удовлетворенный своим непонятным открытием, спокойно заснул после ужина. На лице его утром не виднелось и следа бессонных дум. Как командир приветствую такое спокойствие, как восьмимерный зритель двенадцатимерных чудес - жду иного. Думаю, если бы мы, выйдя наружу, очутились в эпицентре адского пекла, в чем-то невероятном, невозможном, непредставимо ужасном, чудовищно опасном и только мощная защита генераторов "Пегаса" спасла бы нас от испепеления, расчленения, растворения, двенадцатимерного разлета, молекулярного распада, то сама опасность пребывания в новом мире, показывающая его непохожесть на наш, придавала бы особую ценность изучению его природы.