Эммануил Зеликович - Опасное изобретение

Теперь в атмосфере нет более пылинок, вокруг которых могли бы конденсироваться пары. Поэтому нет облаков и дождей. Теперь воздух не только насыщается паром, но и сильно перенасыщается. В воздухе теперь может накопляться в четыре раза больше пара, чем раньше. И когда в такой перенасыщенный воздух попадает какое-либо тело, пары жадно охватывают его и бурно конденсируются на нем. Вот почему все мы мокрые. Мы не только потеем, мы все время конденсируем на себе атмосферную влагу. А ветер не только не увеличивает испарение влаги с тела и не охлаждает, как это бывало раньше, а наоборот — он нагоняет на нас новые массы перенасыщенного воздуха, то есть новые массы той же влаги.

Когда же перенасыщение превосходит все возможные пределы, пары конденсируются в атмосфере сразу, наподобие взрыва, и вот мы имеем в наиболее влажных местностях катастрофические ливни. Их приносят главным образом теплые ветры с юга. Отсутствие дождей приводит к обмелению равнинных рек. Горные же реки, наоборот, разливаются сокрушительными потоками, потому что перенасыщенный воздух, достигнув гор, сразу отдает всю свою влагу, конденсируясь на их поверхности.

Облака и пыль как бы одеялом окутывали нашу планету, не давая ей слишком нагреваться и остывать. Теперь атмосфера кристально прозрачна. И вот, днем — палящий зной, а ночью — холод из-за усиленной теплоотдачи почвы. Климат стал резко континентальным.

Все это тяжело, мучительно. Но, на худой конец, с этим как-нибудь еще можно было бы мириться. Гораздо страшнее гибель растений.

Вы думаете, это из-за того, что не выпадают дожди? Вовсе нет. Тут дело сложнее. Раньше поверхность листьев непрерывно испаряла влагу, а из почвы постоянно в растения поступала новая вода вместе с растворенными в ней питательными солями. А теперь испарение влаги с растений прекратилось — воздух и так перенасыщен ею. Растения стоят напитанные до отказа водой и поэтому не могут тянуть ее больше из почвы. Следовательно, они не получают и нужных им для жизни солей. Наконец, поскольку воздух перенасыщен паром, он задерживает ту часть солнечных лучей, которая помогает растениям разлагать углекислоту и строить из нее крахмал.

Лето близится к концу, и если мы в ближайшее же время, в сентябре, не сумеем восстановить вязкость воздуха, то все растения неизбежно погибнут, а с ними и животные и все мы, — жестко закончил профессор.

Каждое его слово действовало на слушателей подобно удару молота.

Было утро 29 сентября.

В лаборатории заканчивалась подготовка к очередному эксперименту.

— Закройте плотно ставни! — сказал профессор. — Так. Дайте ток.

Он подошел к одному из измерительных приборов и стал медленно передвигать стрелку вправо по шкале. Послышалось гудение; миниатюрная елочка, стоявшая на столе, начала излучать голубой свет.

Профессор продолжал передвигать стрелку. Гудение усилилось, свечение померкло и вскоре совсем прекратилось. Воздух в комнате как-то изменился. Профессор несколько раз потянул носом и быстро перевел стрелку на нуль. Затем он осмотрелся. Присутствующие механически повторили его жест, но не увидели ничего особенного. Профессор улыбнулся — в первый раз за лето.

— Собрать всех сюда, — сказал он. — И принести с улицы кастрюлю пыли. Хорошо прогреть ее на примусе. Герметически закупорить.

Все собрались в лаборатории.

— Погасить керосиновые лампы и раскрыть настежь ставни и окна, — скомандовал профессор.

Трое бросились исполнять приказ. Как только окна были открыты, лаборатория наполнилась душным влажным воздухом. Все тотчас же промокли.

Вскоре Коля и Гайкин-Болтовский принесли сосуд с пылью.

— Включить электрический свет! — громко сказал профессор. — Еще раз плотно закрыть двери, ставни и окна!

Когда это было сделано, он взял охапку пыли и бросил ее вверх. Подобно металлическим опилкам, вся пыль сразу упала на пол.

— Рубильник!

Коля повернул ручку. Профессор передвигал стрелку по шкале до тех пор, пока вспыхнувшая елочка не померкла. Воздух снова изменился. Все стояли не шелохнувшись. Профессор забрался на стол и принялся забрасывать пыль мелкими охапками как можно выше. Часть ее стала медленно оседать, а часть повисла облачком в пространстве. Комната наполнилась туманом. Казалось, что моросит мелкий осенний дождик. Повеяло свежестью. Дышать стало легче. Профессор бросил еще несколько охапок пыли, и одежда на всех стала обсыхать. Тогда он спрыгнул со стола и обвел всех сияющим взглядом.

— Поняли?

Вместо ответа раздались громкие аплодисменты.

— Сегодня мир будет спасен, — сказал профессор. — Волны «ВВ-147» сделают свое дело.

Понадобилось около часа, чтобы переключить аппаратуру «ВВ-147» на большой вибратор. Коля, Гайкин-Болтовский, Сопротивленский и Ультра-Коротков работали, как на пожаре. Штепсель придирчиво проверял каждую клемму. Никто не хотел отлучаться из лаборатории хотя бы на секунду.

— Смотрите наружу, — сказал профессор, когда все было готово.

Все бросились к окнам. На темно-синем безоблачном небе немилосердно сияло беспощадное солнце.

Послышалось гудение. Оно усиливалось, превращаясь понемногу в гул и рев. Подул ветер, подняв с земли пыль. Атмосфера стала терять прозрачность. Появился легкий туман. Солнце начало меркнуть. В первый раз за лето ясный день становился пасмурным.

Рука старого профессора едва заметно передвигала стрелку по шкале. Природа послушно следовала его указаниям.

Гул нарастал. Ветер усиливался, поднимая в пространство облака пыли. Небо затянулось сплошной темно-серой пеленой. Солнце скрылось.

Стрелка все более скользила направо. Профессор довел ее до определенной точки и подошел к окну.

Ветер превратился в ураган. Завыли печные трубы. Пыль пропитала собою атмосферу. Небо приняло свинцовую окраску. Стало темно — пришлось включить электрический свет. К мощному гудению вибратора примешались глухие раскаты отдаленного грома. На крыше застучали первые крупные капли дождя. В ушах исстрадавшихся людей этот шум прозвучал восхитительнейшей симфонией.

Непроглядный мрак подступал к окнам, и разразилась гроза — сильнейшая гроза в истории села Чистого. Вода низвергалась с неба сплошными потоками, как из ведра заливавшими оконные стекла; ослепительные молнии раздирали небосвод; дача сотрясалась от непрерывного громового грохота и бушевания водной стихии.

— Отойдем от окон, товарищи, — громко произнес профессор. — Я хочу сказать вам несколько слов.

Все прошли в глубь лаборатории и уселись. Чтобы быть услышанным, профессору приходилось кричать.

— Товарищи! — начал он. — Итак, задача, которую я себе поставил, решена, хотя это и обошлось всем нам чрезвычайно дорого. Теперь мы сможем обеспыливать земную атмосферу в любой момент и до требуемой степени. Мы сможем периодически очищать ее от вредных видов пыли, восстанавливая затем прежнюю вязкость воздуха.