Брюс Стерлинг - Рой

Здесь и сейчас — вот что существовало. Жизнь в теплых, роящихся многотысячными существами туннелях Гнезда. Они были подобны двум бактериям в бесконечно пульсирующем кровяном потоке. Часы растягивались в месяцы, и само время превратилось в бессмыслицу.

Работа с феромонами была сложной, но не слишком затруднительной. Первый из десяти был простым стимулятором группового сбора, заставлявшим рабочих симбиотов собираться в кучу. Собравшись, рабочие ждали дальнейших указаний. Таковых не поступало, и сборище рассасывалось. Чтобы феромоны действовали эффективно, их нужно было вводить сериями, как команды компьютера. Например, номер 1 — сбор, потом номер 3 — «транспортный» феромон, заставлявший рабочих освободить камеру и перенести ее содержимое в другое место. Наиболее «индустриальным» был девятый феромон — он представлял собой приказ начинать строительство — рабочие симбиоты собирали туннельщиков и черпальщиков, давали им работу. Некоторые опыты доставляли и не слишком приятные ощущения: десятый феромон вызывал приступ гигиенической активности, и мохнатые щупальца рабочего симбиота содрали с Африаля последние лохмотья роскошного одеяния. Восьмой феромон погнал рабочих за сбором материала на поверхность астероида, и двое исследователей чуть было не угодили в ловушку живого воздушного шлюза, их едва не выбросило в пространство.

Оба они больше не опасались воинской касты. Они знали, что доза шестого феромона заставит воинов умчаться оборонять яйца, подобно тому, как это же вещество заставляло рабочих спешить ухаживать за ними. Мирни и Африаль воспользовались этим преимуществом и обзавелись собственными комнатами, которые выкопали им химически похищенные у Роя рабочие и которые закупоривались химически подкупленным закупорщиком. Чтобы освежать воздух, они создали для себя собственный грибной сад.

Африаль ощущал непреодолимую усталость. В последнее время он почти не спал. Как долго — он и сам не знал. Биоритмы его тела не приспособились к Гнезду так хорошо, как у Галины, и он иногда чувствовал депрессию и раздражительность.

— Вкладчики должны вернуться, — сказал он однажды. — Они должны скоро вернуться.

Мирни пожала плечами.

— Вкладчики, — равнодушно повторила она, и добавила что-то на языке хвостопружинов, он не разобрал что.

Несмотря на свою лингвистическую подготовку, Африаль так и не смог догнать Мирни в овладении скрежещущим жаргоном хвостопружинов. Профессиональная подготовка Африаля ничуть не помогала, а даже вредила делу — язык хвостопружинов настолько деградировал, что превратился в какой-то набор слов и фраз, не скрепленных правилами и закономерностями. Он знал достаточно, чтобы отдавать им простые приказы, а частичный контроль над воинами придавал его словам необходимую властность. Хвостопружины боялись его, а два юных их представителя, которых приручила Мирни, разжирели и превратились в двух громадных тиранов, спокойно терроризировавших своих старших собратьев. Африаль был слишком занят, чтобы заниматься серьезным изучением хвостопружинов или других симбиотов.

— Если они вернутся слишком скоро, я не успею довести до конца свои последние исследования, — сказала вдруг Мирни по-английски.

Африаль стащил с головы инфракрасные очки и аккуратно повязал эластичную полоску вокруг шеи.

— Всему есть предел, Галина, — он зевнул. — Без приборов остается надеяться только на память. Нам придется просто ждать потихоньку, пока мы не вернемся домой. Надеюсь, Вкладчики не будут шокированы, увидев меня. Вместе с одеждой я потерял целое состояние.

— Просто с тех пор, как запустили новый Рой, напала такая скука… И эксперименты нам пришлось остановить, чтобы зажила твоя вена. Если бы не это новое образование у камеры «крылатых», я бы умерла с тоски. — Она обеими ладонями отвела от лица пряди сальных волос. — Будешь спать?

— Да, если смогу.

— Со мной не пойдешь? Я тебе еще раз говорю — это очень интересное образование. Кажется, совершенно новая каста. У него глаза, как у «крылатых», но оно лепится к стене.

— Возможно, это вообще не член Роя, — устало сказал он. — Вероятно, это просто паразит, мимикрия. Что ж, если хочешь, отправляйся и смотри. Я буду ждать здесь.

Он услышал, как Мирни выплыла из их камеры в коридор. Даже без инфракрасных очков темнота не была абсолютной. Растущий, испускающий пар гриб на стенах излучал очень слабый свет. Сытый, раздувшийся рабочий симбиот, свисавший с потолка, слабо покачивался, булькая и шурша. Африаль заснул.

Когда он проснулся, Мирни еще не вернулась. Он не тревожился. Сначала он заглянул в тот самый туннель-шлюз, куда высадили его Вкладчики. Африаля иногда охватывала боязнь, что, прилетев, Вкладчики потеряют терпение, не станут ждать и улетят без него. Конечно, Вкладчикам все равно придется подождать — Мирни их займет чем-нибудь, а он тем временем быстро проберется в камеру-ясли и похитит свежее развивающееся яйцо, то есть лишит его нескольких делящихся клеток ядра.

Потом он поел. Он как раз жевал кусок гриба, когда его нашли два личных хвостопружина Мирни.

— Что нужно? — спросил он на их языке.

— Дающий пищу стал плохой, — проскрипел более крупный хвостопружин, в бездумном возбуждении размахивая передними лапами. — Не работать, но спать.

— Не двигаться, — добавил второй и продолжил с надеждой: — Сейчас есть.

Африаль отдал часть своей еды. Они съели предложенную долю, скорее по привычке, а не для утоления голода.

— Отведите меня к ней, — велел он хвостопружинам.

Оба хвостопружина понеслись вперед. Он без усилий последовал за ними, ловко увертываясь и ныряя, пробираясь сквозь толпы рабочих симбиотов. Через несколько минут они оказались у камеры «крылатых». Здесь хвостопружины в замешательстве остановились.

— Пропал, — сказал один из них, тот, что был покрупнее.

Камера была пуста. В том, что зря пустовало такое обширное пространство, было что-то необычное для Роя. Африаль похолодел.

— Ищите след дающей пищу, — сказал он. — По запаху.

Хвостопружины без особого энтузиазма обнюхали одну из стен — они знали, что еды у него с собой нет. Наконец один из них поймал след или притворился, что поймал, и последовал по нему — через потолок в пасть туннеля.

В пустой камере мало что было видно — не хватало инфракрасного излучения. Африаль подпрыгнул, следуя за хвостопружином.

Он услышал рев воина и придушенный вопль хвостопружина. Потом сам хвостопружин вылетел из темноты туннеля. Из проломленной головы летели быстро загустевающие брызги. Он кувыркался в воздухе, пока не врезался с глухим хрустом в дальнюю стену.

Второй хвостопружин удрал немедленно, вопя от горя и ужаса. Африаль приземлился на пороге туннеля. Он чувствовал едкий запах ярости воина — феромон был настолько концентрированный, что даже обоняние человека ощущало его. Десятки других воинов будут здесь через несколько минут или даже секунд. За спиной разъяренного воина он слышал шорох и постукивание — это рабочие и туннельщики обрабатывали скалу.