[ сборник ] - Этот добрый жестокий мир

Он пошарил по груди и понял — кот там больше не лежал. Ушел? Куда? И вдруг самым страшным показалось именно это — кот пропал! Неожиданно Костиков понял: и почему не прибил рыжего сразу как тот попался, отчего потом отпустил, зачем согрел. Пока был кот, он, инженер Михаил Илларионович Костиков, не оставался на Луне одиноким.

— Кис-кис-кис, — позвал Михаил — Ко-от.

С сипением вырвавшийся из груди воздух не издал звука, только какой-то писк. Костиков без эмоций отметил — вот, еще и это.

А потом услышал мяуканье. Слабое, тихое, зато абсолютно точно настоящее.

— Кис-кис-кис.

Подняться не получилось, поэтому Михаил просто соскользнул на пол, прислушался и пополз на четвереньках туда, где слышал кота. Голова кружилась, мышцы на руках и ногах лихорадочно тряслись, несколько раз желудок сжимало порывами рвоты, отдавая горечью в сухой рот. Костиков замирал, тяжело дышал и упорно полз дальше. Лишь когда голова уперлась в жесткое покрытие, Михаил остановился, поднял руку и уцепился за поручень. Мысли путались. Так, значит, он приполз к миграционной зоне.

Что это?

Диспетчерская панель тускло светилась. Не веря своим глазам, Костиков, преодолевая мышечную апатию и чудовищную слабость, сумел кое-как подняться и приложил палец к сенсору.

Панель подернулась туманом, а через миг на ней появилось изображение взъерошенного человека.

— Михаил, это вы? Вы меня слышите? Слышите?

В темноте сидел кот. Теперь он совершенно точно остался один: шум, совсем недавно раздавшийся в стылой тишине лунной станции, напугал его, заставил забраться под диван и затаиться. Оттуда кот видел, как люди в белых странных костюмах торопливо забрали Того, Кто Остался, и унесли. Люди разбрелись по залу отлета, перекрещивая темноту лучами фонариков, а затем… они ушли, оставив кота одного.

Он вылез и уселся на холодном полу миграционной зоны. Только темнота и тишина. И никого более.

Наверное, кот думал, что Тот, Кто Остался, был не прав, когда говорил, будто никто о нем не вспоминает. Как сказал кто-то, невидимый коту, на светящейся панели, ее звали Надежда, — одна человеческая особь помнила точно. Люди сами выдумывают себе проблемы, убеждая, будто за работой и бытом упускают из виду самые простые и нужные вещи. Люди не коты.

Тот, Кто Остался, доказал, что все помнит.

Ну, и Та, Что Помнит, — тоже.

Темноту прорезал яркий конус. И не успел кот что-либо предпринять, как руки в белых перчатках схватили его и поднесли к стеклянному шлему.

— Вот он, нашел! Рыжий, пойдем-ка со мной, а то твой друг не хочет улетать один.

Никто не знает, о чем думают коты, и думают ли вообще. Но то, что они умеют улыбаться, — совершенно доказанный факт.

Нельзя спрашивать, как пройти в «Библиотеку».

Нельзя пользоваться каким-либо транспортом, подглядывать в айти-карту и отвечать на вопросы прохожих, всегда готовых помочь, провести или хотя бы указать дорогу.

Ни в коем случае. «Библиотеку» нужно найти самой — и только тогда все будет хорошо. Тогда точно поступишь, поселишься в столице, встретишь верных друзей, большую любовь и станешь сочинителем.

…Короче, был уже поздний вечер, стемнело, один ботинок промок, другой натер ногу, и жутко хотелось есть, нормальной еды, а не тортика. И пускай, решила Лена, не умру. Я в «Библиотеке», я правда в «Библиотеке», я нашла дорогу! — и теперь уже ничего не страшно.

Подошла к стойке и храбро сделала заказ:

— Мне, пожалуйста, кусочек слоеного торта с орехами, безе, кремом из вареной сгущенки… м-м-м… еще с маком, марципанами и шоколадной крошкой. И с вишенкой сверху.

Девушка за стойкой, очень белокожая, светящаяся, улыбалась и кивала в такт. Ее пальцы шелестели по клавиатуре, быстро-быстро, так, что казались отдельными, самими по себе, у айтишников так всегда. Лена внезапно занервничала, смутилась. А вдруг получится какая-то ерунда?., а ведь «Библиотека».

— Что вы будете пить?

— Чай… с мятой. Просто чай с мятой, и все.

— Присаживайтесь.

Еще входя, Лена присмотрела себе столик, маленький, на двоих, в самом уголке, возле вешалки и одновременно у окна. Общаясь с айтишницей, переживала, что удобный столик займут, — в «Библиотеку» все время подтягивались новые посетители, веселые, раскованные, свои, — но обошлось, не заняли, и она примостилась там, с краю, повесив курточку за спиной. Отсюда было видно все кафе, небольшое, полутемное и конспиративно-уютное, как она себе и представляла. И еще одно такое же — в отражении на темном стекле, сквозь которое просвечивали уличные фонари.

Рядом, сдвинув вплотную два столика и все равно едва умещаясь за ними, заседала студенческая компания, шумная, тоже точно такая, как надо. Ожидая заказа — все будет хорошо, все получится, — Лена завистливо прислушивалась к их разговорам.

— Пересдача во вторник. Если завалю — абзац, пишите письма.

— Не свисти, не завалишь.

— Ну и пойдешь к нам на айти. Будет нормальная профессия в руках.

— По-твоему, сочинитель — ненормальная профессия?

— Не мужская уж точно.

— А ну прекратить мне тут гендерный шовинизм!

— Аня, Анечка, ну согласись, что роль сочинителя всегда чисто вспомогательная. Без айти все ваши выдумки ломаного гроша…

— Ни фига. Наоборот, это вы, айтишники, у нас на подхвате. А прогресс в любой сфере невозможен без…

Загалдели одновременно, перебивая, перекрикивая друг друга, и если бы сидеть вместе с ними за тем сдвоенным столиком, больше ничего и не требовалось бы для счастья. И так будет, мысленно застолбила она. Точно будет. Я же сама нашла «Библиотеку».

— Идиоты, правда?

Лена даже вздрогнула.

Искоса глянула — не перед собой, а в отражение на стекле. Вот черт, вечно кто-нибудь пристанет. Надо было положить сумку на второй стул. Или повесить куртку.

Парень, весь в черном и сам чернявый, развалился напротив, как у себя дома, локтями на стол, барабаня по скатерти короткими пальцами. На одном из них — выше Лена глаз не подняла — имелся жуткий перстень в виде черепа с дыркой во лбу, дешевый, из тусклого железа.

— Я сюда иногда специально заглядываю, — сказал парень. — Посмотреть на ритуальные драчки сочинителей с айтишниками. Очень смешно. Такие идиоты — и те и другие.

Лена, конечно, молчала. Если никак не реагировать, то в конце концов отстанет.

Ей принесли заказ. Глядя в столешницу, Лена следила, как на ней появляется сначала прямоугольная дощечка-подставка, затем зеленая чашка на блюдце, от которой пахнуло вкусным мятным паром, и, наконец, тарелочка с тортиком, на вид очень даже ничего. На хвостике декоративной вишни висела маленькая шоколадная капелька — такая, как и было задумано.