Аноним Луиза-Франсуаза - Серпомъ по недостаткамъ (целикомъ)

По чести сказать, Василий Павлович никак не мог понять одного: почему за границу отправляются такие надежные, простые и в общем-то недорогие машины, а себе этот молодой человек оставляет дорогие, постоянно ломающиеся и весьма сложные в изготовлении аппараты. Конечно, этими тракторами и ребенок управлять сможет (что чаще всего и происходило), но неужели взрослых мужиков в России не осталось?

Мужики же у него все лопатами машут. Однако, и тут нельзя не признать, машут они с большой пользой для земли. Как ни крути, а почти восемьдесят тысяч десятин совершенно бросовой земли были превращены в отличные сельскохозяйственные угодья. И даже в прошлый, невероятно плохой, год урожаи были собраны такие, что в других местах и в лучшие года не выходили. Получалось странно: в землю были буквально "зарыты" миллионы рублей - но "удобренная" большими деньгами земля тут же деньги и вернула, причем даже с некоторой прибылью. Да уж, что-что, а считать этот молодой человек умеет.

Деньги считать - умеет. Но деньги-то есть не будешь - а сегодня разве что это и остается. Не будет урожая, как землю ни поливай, как ни удобряй. И это было особенно больно думать человеку, чья жизнь была посвящена именно плодородию почв - главным образом потому, что, сложись все иначе, год нынешний мог наглядно показать верность Докучаевской теории.

Ну не в этот год, так в следующий, такие катастрофы, слава Богу, далеко не каждый год случаются. Но опять непонятно: как, каким невероятным чутьем этот юноша узнал, где делать нужные приобретения? Осенью, совершенно неожиданно для всех, вдруг срывается, покупает втридорога землю, тычет пальцем и говорит "копать здесь". Мужики, посмеиваясь, копают - и уже весной специально изготовленные прицепы рассыпают в полях фосфорит из подмосковного карьера. Но кто про этот фосфорит, лежащий в пятнадцати саженях под землей, мог знать? А он тут же мчится через полстраны и в тысячах верст от Москвы снова покупает кусок никуда негодной земли и немедленно закладывает там шахту. Опять ткнул пальцем "копать тут" - а на поля вместе с фосфоритом сыпется и хлористый калий, с той самой шахты выкопанный. Ну как он про калий-то узнал, что закопан на семьдесят саженей?

Хотя читает он много, может где и прочел. И удачами этими, более случайными, уверовал, что теперь он может все. Многое может, но вот так уверенно сообщить, что найдет средство и промыслом Божьим побороться?

Станислав же Викентьевич с грустью смотрел на уходящего, чего уж сомневаться, друга - хотя и младшего, но именно друга - по причинам несколько иным. Вспомнив, как переживал он из-за потери семенной станции в далеком Уругвае. Но тут уж стихия: не только в России засухи бывают, а в Уругвае случилась уж засуха так засуха: в прерии трава высохла вся так, что после степных пожаров (или, может быть, прериевых?) в земле и корней целых не оставалось. А на земле - оставалось много чего. Кому там раздолье было - так это стервятникам: прерия вся была усыпана тушами подохшего с голоду скота. Да и в таких условиях на семенной станции можно было бы со стихией побороться, если бы не бандиты: за две недели казакам пришлось трижды вступать в перестрелки. А никто не такое не рассчитывал - и, когда патронов к русским винтовкам осталось лишь "на один хороший бой", пришлось все бросить и все, что можно вывезти - увозить обратно в Россию. Хорошо еще, что подвернулась та американская шхуна, а то пришлось бы вообще все бросить (Петр Пантелеевич уже и баркас какой-то нашел, чтобы трактора в Ла-Плате топить - не велено было Т-40 в чужие руки отдавать ни при каких условиях).

Да, потеря серьезная - но ведь это разве что год потеряем. Хотя, если по семенной пшенице считать, то два. А с нынешней неприятностью - так и все четыре выходит. Или больше - у Иловли-то в Камышинском уезде под "Царицынскую" пшеницу уже пять тысяч десятин и распахали, и засеяли уж как бы не половину... Сорт, слава Богу, все же не потеряем, ей, пшеничкой этой уже и под Калугой поля засеяны будут, и, теперь уже, в верховьях Дона. Хотя в иные годы зараза эта и по семьсот верст ходила, а такого обилия вообще никогда не было - так что даже Калуга ничего не обещает.

Понятно, с таких переживаний легко потерять связь с действительностью - ведь обидно-то до чего! Но, может, он все же не совсем с ума сходит, а лишь растерялся? Кто знает? Другие-то с растерянности, правда, так себя не ведут... Может, это у меня с расстройства ум за разум заходит?

Повернувшись к Василию Павловичу, господин Леонтьев, демонстративно, но несколько неестественно улыбаясь, спросил:

- Я не ослышался? Он собирается справиться со всем этим сам?

- Не ослышались - голос господина Портнова был полон досады и злости, - вероятно он возомнил себя равным Господу с собирается с ним бороться.

- А вот господин Антоневич - ехидно посмеиваясь, сообщил Сергей Игнатович, - считает его дьяволом собственной персоной. Так что, выходит, не собирается, в продолжает.

- Неправда! - вскрикнула Мария Иннокентьевна, и, покраснев, пояснила: - в Ерзовке, да и почитай, по всей губернии, крестьяне его за посланца Господа чтят. А то как же это - Господь нам зло посылает, а Диавол с этим злом борется? Так что должно нам делать, как он сказал - да поможет нам Господь.

- Да поможет ему Господь - уточнил Василий Павлович.

"А мы поможем Господу помочь ему" - подумал Станислав Викентьевич и тут же перекрестился, отгоняя от себя эту, явно богохульственную, мысль.

Тысяча девятьсот второй год начался обычно - то есть с празднования на площади перед школой в рабочем городке. Разве что выходного первого января не было - вторник все-таки, работать надо. А работы было много, потому что денег много очень требовалось.

Я как-то уже смирился с тем, что задача "накормить Россию" в этом году решена не будет, но все же очень хотелось хоть немного, но сократить смертность среди населения - и благодаря очень активной деятельности Васи Никанорова заводчане тоже прониклись этой идеей.

Васю с Машкой я конечно же благословил - мне что, жалко что ли? Люди они хорошие, Машке с Васей точно плакать не придется. Вот только после благословления на пороге моей квартиры я Василия в сторонку отвел и намекнул, что Машке малообразованный муж может скоро стать не очень-то и интересен. Все же Машу Векшину сейчас инженерские жены выучили куда как лучше, нежели в гимназии, и для продолжения обучения я начал потихоньку вытаскивать в Царицын преподавателей разнообразных университетов и институтов с "краткими курсами лекций". Курсы были действительно краткими: например, Фаворский курс читал всего две недели - неделю в конце сентября и неделю в декабре. Ну а то, что в сумме получился сточасовой курс по основам химического машиностроения - так это все моя натура "эксплуататора": знания из профессора "выжимались" по восемь часов в сутки.