Аноним Луиза-Франсуаза - Серпомъ по недостаткамъ (целикомъ)

Понятно, что не одна Маша Векшина пользовалась такими "выжимками", курс того же Алексея Евграфовича слушали почти все Камиллины лаборанты, да и вообще все эти "курсы" посещало большинство работающих у меня "гимназистов". Конечно, выпускникам гимназий это систематического образования не заменяло, но некоторая польза все же была: так, все семь работающих теперь гидролизных заводов управлялись такими "специалистами".

А что поделать - настоящих-то специалистов не хватало. Поначалу-то я губки раскатал: кризис, прям щяз я лучших инженеров к себе сманю - но что-то не очень получалось. То есть сманил, еще как сманил - на первое января у меня на многочисленных (уже) заводах и фабриках работало больше одного процента российских инженеров. Но если учитывать, что всего этих инженеров было хорошо если четыре с половиной тысячи, то в штуках (или по головам) выходило не очень-то и много. Не знаю, сколько инженеров (настоящих инженеров, имею в виду) работало, скажем, на Сталинградском тракторном, а у меня собственно на тракторном работало их целых три человека - если считать Валеру Тимофеева, который, вообще-то, занимался дизельными моторами и вовсе не для тракторов, и Антоневича, строившего новый сборочных цех.

В старом Ключников достиг "технологического предела", выпуская в сутки по семьдесят пять "Бычков" - больше не позволяли размеры цеха. Установка мотора или трансмиссии, например, занимали по пятнадцать минут, а разместить хотя бы два "моторных" поста было уже негде. В новом цеху Саша Антоневич сейчас устанавливал изготовленные Евгением Ивановичем электрические лебедки, к постам подводились трубы сжатого воздуха для пневматический гайковертов, куча другого вспомогательного оборудования, как "самодельного", так и свозимого со всей Европы и из Америки. По расчетам пооперационное время можно было сократить вдвое - но и сам конвейер становился длиннее - и Федя Чернов выстроил для него цех длиной в четыреста пятьдесят метров.

А второй огромный цех - длиной уже в полкилометра - заполнялся оборудованием на северной окраине Камышина. При ежемесячных прибылях в почти восемь миллионов рублей потратить три из них на "настоящий" стекольный завод было вполне разумно. Настоящий - это с листопрокатной машиной в четыреста метров длиной и с туннельной печью. Правда, запустить все это хозяйство трое новых, нанятых специально для этого завода, инженеров обещали не раньше конца мая, но лучше уж поздно, чем никогда получить ещё один заводик мощностью в миллион рублей прибыли ежемесячно...

А вообще стеклозаводов у меня стало уже три. Второй был построен в Петровске, и выпускал он исключительно трехсотграммовые стеклянные банки. Со стеклянными же крышками. Из Ярославля в Петровск поездами возили резиновые колечки, а из Саратова - проволочные пружинные замки-держалки для этих крышек. Обратно - опять же по железной дороге - вывозились уже готовые банки, с крышками, резинками и защелками. Ну а чтобы не возить просто воздух, в банки запихивали рыбу. В пять тысяч банок запихивали копченую каспийскую кильку в масле, а в десять тысяч - ее же, но в томатном соусе. А еще в пятнадцать тысяч таких же банок клали уже каспийскую селедку, но в соусе уже винном.

Австрийского производства машина (точнее, целый комплекс машин) для выделки тридцати тысяч банок в сутки стоила не очень дешево, почти триста тысяч рублей. Но она того стоила - и еще один точно такой же завод появился уже в Феодосии. Правда Феодосийский завод пока работал в половину мощности - на Каспии по зимнему времени у меня образовался даже некоторый переизбыток траулеров и очень много рыбы приходилось просто солить в бочках. А в Феодосии Березин успел построить их всего четыре, и рыбоконсервному заводу пока просто не хватало сырья. Но Сергей Сергеевич обещал к весне построить их еще десяток, так что мне пришлось задуматься о приобретении ещё одного "баночного" комплекса. Правда не в смысле "купить или не купить", а в смысле "а не начать ли их делать самому" - но мысли эти у меня были где-то на заднем плане.

Там же были и заботы по продуктовому обеспечению голодающих. После того, как Касьян Петрович подготовил "сертификат" годности кормовых дрожжей для питания людей, гидролизно-дрожжевые фабрики наладили выпуск так называемой "белковой каши" - гранулированной смеси дрожжей и муки из камышовых корней. Ну а доведением продуктовой помощи до нуждающихся занялась церковь.

В этом лично мне оказал неоценимую помощь Кирилл Константинович, то есть отец Питирим. Из Ерзовки (где он на самом-то деле был "временно замещающим" попом до назначения постоянного батюшки), он уехал ещё в конце девяносто девятого года. Но когда рабочий поселок вырос у меня до размеров, Ерзовку превышающих, рабочие скинулись и выстроили уже "заводскую" церковь. Не такую "роскошную", как в Ерзовке, конечно. Когда-то давно, классе в шестом наверное, скатался я на экскурсию с мамой в Тотьму - крошечный городок на Вологодчине. И Тотьменские сияющие церкви произвели на меня просто неизгладимое впечатление. Настолько сильное, что, узнав об инициативе рабочих, я тоже слегка поучаствовал в начинании - и за полгода на окраине городка выросла почти точная копия тамошней церкви входа Господня в Иерусалим. Ну а когда это чудо (вместо известковой побелки "выбеленное" резными мраморными плитами) было почти готово, выписал через Саратовскую епархию на постоянную работу батюшкой именно Кирилла Константиновича. Это было не очень трудно: думаю, тысяч за двести церковные власти мне бы и митрополита прислали настоятелем, отец же Питирим мне всего в семьдесят "обошелся". Но чем дальше от столиц, тем церковники были ближе к народу - а с Кириллом Константиновичем я уже был знаком довольно хорошо. И в выборе не ошибся - он, на самом "низовом" уровне организовал весьма эффективную структуру обеспечения помощи именно голодающим. Именно через нее двести тонн "белковой каши" ежесуточно адресно доставлялись почти миллиону человек. Еще двум миллионам доставалось по двести грамм крупы - немного, но при наличии хоть минимальных запасов это было очень существенным подспорьем.

Благодаря помощи церкви общее число "кормимых" составило что-то около четырех с половиной миллионов человек, так что данную деятельность я предпочел считать успешной. По крайней мере, деньги-то улетали со свистом. Но не все, и строительство новых производств шло в общем-то в соответствии с планами.

А я занимался изготовлением магнитофона. Галя Лозовая изготовила все-таки ацетатную пленку - рулон получился шириной в фут и длиной метров в пятьсот. С помощью Вени Комарова был изготовлен и магнитный лак: все же специалист по "порошкам", придумал, как делать "чистую ржавчину" в виде пылинок субмирконного размера. А лично я сообразил, как эту пыль, размешанную с раствором ацетатцеллюлозы и уксусом, нанести ровным слоем на пленку. Африканыч по моим эскизам изготовил двухмоторный агрегат, который пленку должен равномерно протаскивать (во скоростью около фута в секунду) мимо головок, его же умельцы сделали и сами магнитофонные головки. Ну а мне оставалось "изобрести" лишь усилители.