Каору Такамура - Она (Новая японская проза)

С отсутствующим видом Рина уселась на последнюю парту ближе к проходу. Хинако, обернувшись к ней, что-то быстро-быстро залопотала. Захотелось ее ущипнуть, очень уж та любит чуть что в любезностях рассыпаться. Маюми растерла рукою грудь, занывшую, словно от проглоченной ледышки, а когда Каори, подольщаясь, поддакнула: «Какая милая!» — засомневалась, взаправду ли новенькая так хороша собой.

На первом уроке по обществоведению Маюми несколько раз украдкой бросала на нее взгляды. Теперь та уже не казалась ей привлекательной, никакого сравнения с Ёсикава Хинано и Томо Сакариэ. Мелкие черты вытянутого лица, узкие глазки с опущенными углами, тонкие губы, зато большущий нос; бледная, аж смотреть жутко. Маюми попробовала изобразить новенькую на полях тетради, но вышла такая страшила, что пришлось ластиком стирать.

Окончился второй урок. На перемене Маюми бросилось в глаза, как суетятся мальчишки, стараясь привлечь Ринино внимание, заговорить с ней — выслуживаются, одним словом. Маюми нахмурилась. Неужто в этой новенькой и впрямь есть что-то необыкновенное? Вот перевелась бы она к нам откуда-нибудь издалека — с Хоккайдо, а то и с Окинавы! Или была бы американкой, английскому меня научила бы, приходила бы ко мне играть, и мама была бы довольна. Все удивлялись бы, глядя, как мы прогуливаемся, держась за руки. Шептали бы нам вслед: «Смотри-ка, с американкой подружилась, болтает по-английски, какая чудесная девочка, с иностранкой знакома!» Может, в самом деле стать ее близкой подругой? Каори и Томоэ, конечно, играют со мной, но разве это настоящие друзья?

Рина, закусив губу, перелистывала учебник.

Начался урок естествознания. Маюми испытывала жуткую слабость. Надоело думать о Рине. Неужто ее неразговорчивость — просто уловка? Небось хочет внимание к себе привлечь. А как бы я на ее месте себя повела? Болтала бы со всеми направо-налево? Или только с классными вожаками, вроде меня, подружилась бы?

Тени облаков медленно наплывали с севера на школьный двор, укрывая спортплощадку.

— Гляди-ка, НЛО! — шепотом воскликнула Маю-ми, но не стала тыкать Каори в руку карандашом, чтобы та не закудахтала: «Где? Где?».

Все из рук валится, настроение паршивое. Может, в окно сигануть — разогнать тоску? С самого утра, едва глаза раскрыла, ее попеременно охватывало то беспокойство, то раздражение. А какой жуткой выдалась позавчерашняя ночь! Она принялась терзать зажатый в руке ластик. В висках, причиняя острую боль, продолжает биться голос матери: «Что ты делаешь с Маюми? Неужели тебе не жаль Маюми?!» Она твердит мое имя, вовсе не интересуясь, нравится ли мне это, А мне не нравится! Понять невозможно, почему родители до сих пор не расстались — они давно уже не выносят друг друга. Сил нет смотреть, как день ото дня они становятся все отвратительнее, все грязнее. Почти месяц она и не глядит в их сторону. Некогда горячо любимый отец похож на занюханного старикашку, которого клещи поедом едят. Ближе чем на два метра не подходи — заразу подцепишь. Вчера после душа столкнулась с ним в прихожей, он ее задел рукой пониже спины, так зад от одного воспоминания зудит нестерпимо; она даже на стуле заерзала. Мысль ее перескочила на отсутствующею сегодня Дзюнъити, соседа по парте — неужто у него взаправду желудочный вирус О-157? Сегодня до уроков она советовалась с Каори и другими девочками — не попросить ли учителя Танаку отсадить ее от Дзюнъити? Тинами тотчас возразила, а вдруг, мол, у него ничего нет? Значит, решать придется самой, — подумала Маюми, облизывая губы. Всегда можно сказать, что никто не поручится насчет этого вируса — есть он или нет?

Заговорить, что ли, с Риной на следующей перемене, немного отвлечься? Как-то разобраться в ней, другим объяснить. Впрочем, почему это я первая? Она должна ко мне подойти!

Задумавшись, Маюми клонит голову. Тут Рина с улыбкой кивает Тору с соседней парты — мальчик решился с ней заговорить; от волнения у Маюми буквально перехватывает дыхание, так хочется оказаться на его месте. Да и новенькая на диво переменилась, откуда что взялось — прямо-таки милашка и красотка! Впору отвернуться и на доску пялиться. Но возбуждение не проходит. Понять бы, откуда взялась эта неприязнь? Уж не завидует ли она? Как бы то ни было, своим появлением Рина внесла сумятицу в ее жизнь, что-то неприятное теребит душу. Все мысли — только о ней, мальчишки вокруг нее увиваются. Оттого что новенькая? Не только. Она внимание привлекает, от нее глаз не отведешь. Такой красотке прямая дорога в фотомодели, она знает это и пыжится. То-то учитель Танака, на нее заглядевшись, руки потирал — эдакая красавица! Небось размечтался, как будет ее всю оглаживать! Эта мысль вконец доконала Маюми, а когда представила, что учитель ее за грудь трогает, кровь бросилась в голову, и она едва в обморок не повалилась.

Со своего места у окна Маюми оглядела класс. Враз все показалось ей безрадостным и тусклым; так бывает на море: только что оно ласково голубело, но грянул отлив, и взору открылось серое каменистое дно. С чего бы это во втором полугодии школу менять? До выпуска всего ничего. Небось из старой за плохое поведение погнали…

Кончился третий урок. На перемене Маюми подошла к Рине:

— Ты где живешь?

Но Рина, похоже, и не собиралась отвечать, только кланялась да улыбалась. «Вот бы она со мной пооткровенничала, меня бы точно все в классе зауважали! Шутка ли — подружиться с будущей фотомоделью!»

Рина мельком глянула на Маюми и потупилась. Похоже, на ее лице даже улыбка появилась. У Маюми буквально сердце зашлось. Еле сдерживаясь, она повторила:

— Так где ты живешь?

Маюми решила считать про себя до десяти: «…пять, шесть, семь…» — Та молчала. — «…десять».

— Ребята, новенькая-то, видать, с нами и разговаривать не хочет! С чего бы это, а?

Захотелось зажать уши, чтобы не слышать собственного пронзительного крика.

— По-твоему мы все дураки, да? Одна ты умница-красавица, а на нас, значит, плевать!

— Она же новенькая… — робко возразил Тацуя.

— Ну и что с того? Думаешь, новенькая может в молчанку играть?

— Да я что… Я так… Мне-то что… — проблеял заикаясь Тацуя и выскочил из класса.

— Явилась из другой школы, так общайся с нами! Да еще эти бантики — у нас во второй такие никто не носит! Нечего из себя пай-девочку корчить! Да и ленты какие-то мерзкие. Ну-ка, снимай их, живо!

Маюми почудилось, что Рина нарочно медлит, но ее не слушались руки, пальцы словно окоченели.

— Э-э, так не пойдет, дай-ка я, — Маюми с такой силой дернула бант, что скрипнули волосы. Дернула еще сильнее, послышался хруст выдираемой пряди, узел только туже затянулся. В руке остался клок волос.

— Ну-ка, давай сама, да побыстрей! — Маюми отстранилась, и Рина снова потянулась к бантам. Обеим казалось, что время остановилось.