Каору Такамура - Она (Новая японская проза)

Отовсюду сбегались люди. По десять человек разом прыгали на приглянувшуюся стену и начинали обдирать ее — слой за слоем. Стены рушились чередой, Падая, они подскакивали, точно пружинные матрацы. Вокруг меня тоже внезапно и непонятно откуда оказалось множество народу. От автобусной остановки я глянула вниз: к усадьбе двигалась такая густая толпа, что не было видно дороги.

У ворот стояли, размахивая веерами, две старухи и давали пояснения всем желающим.

— Добро пожаловать, господа!

— К нам вот-вот знаменитые гости явятся!

В небесной выси сильнее громыхал гром. Под его раскаты из земли дружно проросли три отрока-школьника небывалой красоты, облаченные в такие же, как у всех домочадцев, ярко-красные траурные одежды.

— Как они прекрасны!

— Пригласили трек необыкновенных феминистов — такие раз в тысячу лет рождаются.

— Вот так удача — будто дракона изловили!

Три красавца-отрока принялись потешать толпу фокусами и трюками. Прибывшие на такси напудренные и накрашенные члены муниципалитета, как ни в чем не бывало, раздавали направо и налево свои визитные карточки. Не знаю, вправду ли они феминисты, но все пришли в полный восторг и наградили их аплодисментами.

Продвигаясь вперед мелкими шажками, я размышляла: «Где реальность, а где сон, в котором я видела бабушку и проснулась как раз тогда, когда сочла его реальностью?»

Все страшнее гремел гром. Дождевые капли падали с неба, больно колотя меня по щекам. Дождь, совершенно растворивший рассыпавшегося фейерверком дядюшку, досуха впитается в почву, а значит, на следующие двухсотлетние поминки дядюшка воспрянет из земли и снова вознесется в поднебесье.

Мало-помалу в небо потянулись и другие мертвецы. В сыром воздухе сгустился аромат чернозема. Отныне, при каждом следующем ливне, в Канидэси под завесою дождевых струй будут скользить людские тени и исчезать без следа.

Когда я вернулась в Накано, было пять часов пополудни того же дня. Посередине комнаты почему-то сидела кошка, хотя я и отдала ее перед отъездом на передержку. Она, похоже, дом сторожила. Меня это буквально потрясло. Выходит, двухсотлетние поминки даже на кошек влияют!

В мое отсутствие кошечка стащила покрывало с постели, располосовала наволочку, а потом улеглась спать в бумажном пакете, выставив все четыре лапки подушечками наружу. Она узнала меня, с громким «мяу» бросилась ко мне навстречу, но, приблизившись, вдруг шарахнулась прочь и исчезла.

Почему-то на двух парах джинсов сохранились следы кискиной блевотины. Исчезли и котята. Этим, пожалуй, исчерпывается вредоносное воздействие двухсотлетних поминок на мою кошку.

На следующий день, когда я полезла в платяной шкаф, оттуда выскочила старуха с веером и принялась нахваливать мою однокомнатную квартиру, точно это дворец в Версале. Потом, как и полагается в подобных случаях, она исчезла.

На этом чудеса не кончились. Скажем, купленные впрок школьные ластики с той поры всякий раз превращаются в рыбную пасту.

Nihyakkaiki by Yoriko Shono

Copyright © 1997 by Yoriko Shono

© Е. Дьяконова, перевод на русский язык, 2001

Мы направляемся на прогулку с медведем. Это он подбил меня на эту затею — сходить на берег реки. До реки недалеко, пешком минут двадцать. Мне уже доводилось гулять в тех местах: ранней весной ходила смотреть на бекасов, но в жаркий сезон я там никогда не была. Да еще и завтрак с собой прихватила, так что получилась уже не прогулка, а настоящий поход.

Медведь — совсем взрослый самец, а потому очень большой. Он только недавно вселился в квартиру номер 305, через три квартиры от меня. И что удивительно, все сделал по правилам, с церемониями — соседям по этажу преподнес традиционную гречневую лапшу и по пачке открыток подарил, а ведь такое в последнее время не часто случается. Какой обходительный, подумала я тогда. А впрочем, он же медведь, вот хочешь — не хочешь, а приходится думать об отношении окружающих.

Кстати, когда он преподносил мне лапшу, в разговоре случайно выяснилось, что мы в некотором роде знакомы, если можно так выразиться.

Увидев мою фамилию на дверной табличке, медведь поинтересовался, а не из городка ли N я родом.

Узнав, что это действительно так, медведь ужасно разволновался. Оказалось, что дядюшка одного его знакомого, который некогда оказал медведю неоценимую услугу, работал помощником начальника местного управления. И его фамилия записывалась точь-в-точь теми же иероглифами, что и моя, так медведь сразу подумал, что тот самый помощник начальника управления не иначе как приходится троюродным братцем моему батюшке. Весьма шаткое, конечно, предположение, но медведь очень воодушевился и долго-долго толковал про какие-то «узы» в самых что ни на есть изысканных выражениях. Не поймешь, то ли он так сверхучтиво приветствовал меня, то ли просто у него вообще подобная манера изъясняться — в общем, вел он себя довольно старомодно.

И вот теперь мы идем с этим самым медведем в поход. Я довольно слабо разбираюсь в медведях, поэтому не могу сказать наверняка, какой он породы — японский медведь, бурый медведь или еще какой другой, но спросить напрямик совестно. Как зовут — тоже не знаю. Я осмелилась поинтересоваться, как мне его величать. Узнав, что в округе нет ни одного медведя, он ответил: «Имени у меня в данный момент нет, и поскольку я здесь единственный медведь, то и придумывать его вовсе необязательно. Мне лично нравится, когда ко мне обращаются на „вы“. Так что можете говорить мне „вы“ — только при этом не просто произносите местоимение, а непременно представляйте себе иероглиф „благородный“, которым оно записывается. А впрочем, называйте меня, как вам заблагорассудится». И впрямь какой-то очень уж старомодный медведь. К тому же любитель порезонерствовать.

Дорога к реке идет вдоль заливных полей. По дороге время от времени проезжают автомашины. Подъезжая к нам, водители непременно сбрасывают скорость и стараются объехать нас стороной, подальше. А вообще дорога совершенно пустынна, нам пока не встретилось ни единого пешехода. Ужас как жарко. На поле тоже ни души, никто не работает. Тишина. Только лапы медведя ритмично скребут по асфальту — шарк-шарк, шарк-шарк…

— Не жарко? — поинтересовалась я.

— Не, только вот лапы от долгой ходьбы по асфальту начинают болеть, — пожаловался медведь. — Но до реки уже рукой подать, так что не извольте беспокоиться. Большое спасибо за заботу.

Медведь подумал немного и заботливо добавил:

— А вообще, если вы притомились, можно свернуть на большак, посидеть, отдохнуть в какой-нибудь закусочной.