Владимир Бабула - Сигналы Вселенной

Надеясь немного отвлечься, академик отправился на свою любимую прогулку по залам института.

В анатомической лаборатории академик остановился возле ассистентов, которые готовили тело неандертальца к бальзамированию. При взгляде на неподвижную волосатую фигуру ему стало жутко. Один-единственный пузырек воздуха помешал осуществить дерзкий, неоценимый эксперимент, полностью развеял мечту встать лицом к лицу со своим далеким предком, первобытным человеком…

— Ну, что же… — сказал академик скорее самому себе, чем ассистентам. — Начнем все снова.

Академик подошел к видеофону и набрал номер. На экране появилось лицо белокурой девушки — дежурной на центральной станции связи.

— Оля, пожалуйста, вызовите Арктику и попросите Бергера от моего имени приготовить льдину с телом летчика. Мы прилетим ее забрать.

— Хорошо, Александр Иванович… Подождите минуточку, только что звонил из аэропорта академик Дамбури и просил передать вам его извинения за то, что он вопреки вашему желанию вызвал Йонеса… Представьте себе, Александр Иванович: Йонеса не существует…

— Не существует?! — удивился академик. — Как это?.. Что же с ним случилось?

— В городе, куда он вылетел, никто его не знает, никакой матери у него там нет. Он там не родился и не жил никогда. Йонес — вымышленное имя…

Уже несколько лет академик Чан-су живет на Луне. По поручению Всемирной Академии наук он руководит большой астрономической обсерваторией на Северном полюсе нашего спутника. Работа такая интересная, и каждый день открывает так много неизвестного, неисследованного, нового! Сотрудникам приходится постоянно напоминать неуемному академику, что отдыхать следует по земному, а не по лунному календарю, где одни сутки длятся почти месяц.

Сегодня у Чан-су выходной день, — конечно, по земному календарю, — и он дома.

Сквозь большое окно на него смотрит черное небо, на краю которого сияет Солнце, затянутое вуалью полыхающей пламенем короны. Скалы, равнины и кратеры Луны ярко освещены, а на небе — миллионы звезд. Здесь они не мигают, а сияют спокойно и ярко, словно нарисованные на черном небосклоне. Низко над горизонтом неподвижно висит большой шар. Это — Земля.

Земля… Именно к ней сейчас и прикован взгляд академика Чан-су.

На полушарии, погруженном во тьму земной ночи, видно сияние тысяч огней. Это — свидетельство силы и величия человека. Континенты, моря и облака на освещенной части планеты — как красочная палитра художника. Воздушная оболочка размывает контуры большого глобуса, но все же видно, как на темно-голубой поверхности Атлантического океана ослепительно играет отражение Солнца. Почти вся Европа затянута облаками.

Чан-су оторвал взгляд от Земли, посмотрел на часы. На его родине, в Китае, сейчас полдень. Пекинская телевизионная станция как раз начинает свою передачу. Надо включить телевизор.

Прежде всего — репортаж из Сахары. Несколько часов назад была закончена постройка тридцатой атомной электростанции для огромного насосного комплекса. Две трети бывшей пустыни уже стали плодородными… Потом аппарат переносит зрителей на Крайний Север, в район работ экспедиции по отеплению Арктики… А вслед за тем на экране появляется изображение большого зала.

Телевизионная камера быстро приближается к прозрачной стеклянной призме, внутри которой спит статный мужчина. Его грудь медленно приподнимается и опускаются. Рот приоткрыт.

— Найденный во льдах Арктики летчик, соратник Амундсена — жив! — торжественно звучит голос диктора. — Наука празднует еще одну победу над смертью… Слава академику Тарабкину и всем сотрудникам его института!

Чан-су придвигается ближе к телевизору. А на экране появляется лицо академика Тарабкина.

— Да, нам удалось вернуть к жизни летчика Северсона… — спокойно и сосредоточенно говорит академик. — Сейчас мы держим его в состоянии искусственного сна; впереди у нас еще много хлопот и тревог, но в самом главном мы уже победили…

От радостного волнения на глаза Чан-су навернулись слезы. Он выключил телевизор, лег на диван. Мыслями полетел через космическое пространство к академику Тарабкину, в Москву, что вот сейчас горит ясной звездой на неосвещенном полушарии большого глобуса.

Вдруг внимание академика привлекли неяркие вспышки в небе недалеко от диска Земли. Несколькими секундами позже вспышки повторились уже значительно ближе. А потом, подняв густое облако пыли, на равнину перед обсерваторией прилунился неуклюжий на вид ракетоплан. Он подъехал на гусеничном шасси к ангару и исчез в воротах шлюзовой камеры. А скоро в дверь комнаты Чан-су постучали.

— Прошу! — сказал академик, поднимаясь с дивана. — А, это вы, Цаген!.. Очень рад вас видеть!.. Что-то случилось?.. Вы так неожиданно…

Руководитель астрономической обсерватории на противоположном полюсе Луны академик Цаген, — еще нестарый, стройный мужчина, — молча пожал руку Чан-су, вытащил из кармана рулон кинопленки и развернул его на столе.

— Что вы на это скажете? — провел он пальцем по причудливой зигзагообразной линии на целлулоидной ленте. — Это — запись радиоволн из космоса.

— А что тут особенного?.. Возможно, обнаружили еще одну радиозвезду?

— А посмотрите-ка внимательнее!.. — Цаген, едва сдерживая победный смех, сложил руки на груди. — Взгляните!

— Но я не вижу здесь ничего общего с радиоастрономией! — пожал плечами Чан-су. — Может, вы перехватили какие-то радиосигналы с Земли?

— Нет, мой друг, эти сигналы пойманы при изучении созвездия Центавра.

— Тогда это значит… — Чан-су еще раз пробежал взглядом по целлулоидной ленте. — Вы точно зафиксировали источник радиоволн?

— Конечно! — улыбнулся Цаген. — Могу сообщить вам кое-то еще более интересное: на протяжении того времени, что я изучаю эти сигналы, их источник заметно переместился по круговой орбите вокруг Проксимы Центавра. Следовательно… следовательно, можно сделать вывод, что речь идет о планете.

— Какова длина волны?

— Четыреста сантиметров.

Чан-су потер рукой лоб:

— Почему вы молчали об этом до сих пор? Ведь это — удивительное открытие! Оно дает основание надеяться, что вы перехватили сигналы мыслящих существ!

Цаген пригладил пальцами свои кудрявые пепельные волосы:

— Осторожность — мать мудрости! Я сказал себе: прежде чем ты, Роберт, сунешься со своим открытием в мир, хотя бы пойми, в чем суть дела… — он оперся тремя пальцами на кинопленку. — Как видите, передача систематически прерывается. Длительность сигналов и интервалы неодинаковые. Сначала я пытался найти в этом какую-то закономерность, но таковой не существует… Потом я попытался преобразовать сигналы в своеобразную телеграфную азбуку. Вот она… — Цаген положил на стол толстый блокнот, густо исписанный черточками и точками. — Это ужасно сложная азбука, для расшифровки которой моего таланта астронома не хватает. Завтра хочу полететь на Землю и предложить, чтобы мое открытие обсудили во Всемирной Академии.