Октавиан Стампас - Древо Жизора (Тамплиеры - 4)

- Что же вы молчите? Да или нет?

- Нет.

- Нет?

- О, Господи... Ну ладно, да. Да!!!

- Нет-да-да! - засмеялся Ричард. - На одно "нет" два "да"! Значит, "да" победили! Беранжера, отныне я буду звать вас Нетдада.

- Вот как? А я думала, что когда девушка дает согласие выйти замуж, ее называют невестой, - улыбнулась Беранжера.

Так уж случилось, что навигатор Жан де Жизор тоже наблюдал за этой сценой, стоя за углом дома и изнемогая от лютого желания наброситься на Ричарда, склонившего одно колено перед красивой принцессой Наваррской, и воткнуть ему в затылок ассасинский кинжал. Жан де Жизор прекрасно понимал, что вся его интрига провалилась, мессинцы не нанесли никакого вреда крестоносцам, и даже наоборот, ограбленный город сторицей возместит Ричарду затраты на покупку нового флота, совершенную в Марселе. И как назло Танкреда не оказалось в Мессине именно в этот момент! Когда он соизволит возвратиться, город уже полностью будет в руках короля Англии. Все приходилось начинать заново. Ну ничего, до прибытия в Святую Землю еще предоставится случай навредить крестовому воинству.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Море продолжало штормить, и корабли крестоносцев застряли в Мессине. Беранжера поселилась в ставке Ричарда, где жених и невеста ожидали ответа от короля Наварры, согласен ли он выдать свою дочь за прославленного короля Англии. Вскоре в Мессину приехала нежданная гостья - Элеонора. Поправив свое здоровье в женской обители Фонтевро, она сбросила со своей внешности несколько старящих ее лет и теперь выглядела очаровательной пожилой дамой, в лице которой зримо виднелись следы былой красоты. В ненастные дождливые вечера придворные дамы Беранжеры, Элеонора со своей старинной фавориткой Фрамбуазой, Ричард, Иоанна, Филипп-Август, летописцы Герольд де Камбрэ, Амбруаз Санном и Ричард Девиз, а с ними и коннетабль тамплиеров Робер де Шомон, собирались у камина и рассказывали друг другу разные истории и анекдоты, которые им только доводилось слышать в своей жизни. Самыми свежими были тогда многочисленные рассказы о том, как султан Саладин, переодевшись купцом-киприотом, путешествовал по Италии, Франции и Германии, выведывая о готовности и намерениях крестоносцев, о их силе и решимости. Однажды он гостил у одного богатого человека в Ломбардии и, там встретился с неким бывшим рыцарем-госпитальером, ветераном сражения при Хиттине. Тот начал рассказывать Саладину о том, как он своими глазами видел Саладина. "Ну и каков же сей грозный султан?" - поинтересовался Саладин о самом себе. "О, сударь, лучше бы вам никогда не видеть его и не встречаться с ним один на один, - отвечал выдумщик. - Росту Саладин раза в два выше вас, огромен необычайно, настоящий Голиаф. Черная бородища спускается до самого живота, кулаки - как вот эти дыни, что лежат на столе. Я хотел было сразиться с ним, но он так посмотрел на моего коня, что конь подо мной тотчас, же околел. А еще говорят, будто своим дьявольским взглядом он может зажечь целую рощу или корабль. Когда он кричит, то у людей и лошадей лопаются в ушах перепонки и из носа начинает хлестать кровь. Еще он знает одно волшебное слово, которое никто на земле не может вымолвить, только он, и от этого слова почва под ногами его врагов содрогается. Нет, сударь, его невозможно одолеть, и напрасно заносчивые короли Англии и Франции мечтают вернуть себе Гроб Господень". Выслушав такие речи, Саладин, уезжая из этого дома, подарил вруну замечательный кривой арабский меч, на котором была вырезана надпись арабской вязью. Некоторое время спустя болтун нашел человека, умеющего читать по-арабски, и вот что там было написано: "В подарок от Саладина тому, кто лучше всех сочиняет небылицы о Саладине".

Эту и множество других историй о великом султане рассказывали гости Мессины друг другу в длинные зимние вечера. А погода, между тем, стояла как назло такая ненастная, что ни денечка не выпало солнечного и спокойного. Король Наварры прислал гонцов, которые сообщили Ричарду о том, что брак Беранжеры с таким знаменитым государем - великая честь. По сему поводу, рождественские увеселения были устроены на славу. Заезжие жонглеры дали великолепное представление, в котором Ричард участвовал в роли Агамемнона, приносящего в Авлиде свою дочь Ифигению в жертву морским богам, дабы усмирить бурю и двинуть корабли к Трое. Несмотря на затянувшееся сидение в Мессине, Ричард был в прекрасном настроении, которое лишь немного омрачалось вспыхнувшей между ним и королем Франции ссорой. Филипп-Август завидовал Ричарду, глядя, как тот наслаждается любовью Беранжеры, и ни с того, ни с сего принялся требовать от своего друга исполнения обязательств по отношению к Алисе, своей сестре, о которой Ричард давным-давно и думать забыл. При встрече с глазу на глаз Ричард сказал Филиппу:

- Какого чорта! Почему я должен ставить в свое стойло эту заезженную лошадь, на которой только ленивый не катался, начиная с моего покойного батюшки, да уменьшат ему огонек!

- Называть мою сестру лошадью!.. - возмутился Филипп. - Этак ты и меня, чего доброго, назовешь лошаком!

- И назову, если ты не перестанешь занудствовать. Признайся, ты просто сгораешь от зависти, что у меня такая красивая невеста.

- Я так счастлив, Филипп. Скоро у меня совсем исчезнут прыщи, и тогда...

- Значит, ты полностью плюешь на меня и мою сестру? Да я после этого знать тебя не желаю!

Ссора между двумя вождями похода затянулась до самой масленицы, но в прощенное воскресенье они помирились. Ричард назначил Алисе денежный выкуп, а Филиппу, чтобы он не дулся, отвалил в подарок два куска своих владений в Нормандии - Венсен и Жизор.

- Ты весьма доблестно срубил жизорский вяз, - сказал он, - и по праву должен владеть Жизором. Тем более, что мне никогда не нравилось это место.

В марте ветры на море стали стихать, погода установилась вполне благоприятная для плавания, и вскоре Филипп на небольшой флотилии, закупленной в Генуе, отплыл из Мессины. Спустя две недели, в Страстную среду, Ричард посадил на огромный дромон свою милую невесту Беранжеру и сестру Иоанну, а с ними вместе большое множество рыцарей и отправил тяжелое судно на восток. Глядя, как оно удаляется в морской лазури, он весело пообедал и только тогда сам погрузился на легкий и быстрый энек в компании с тамплиерами и летописцами. Элеонора провожала его до самого трапа корабля.

- Прощай, сынок, - сказала она печально, глядя своими выцветшими зелеными глазами в его сверкающие двумя изумрудами очи. - Чует мое сердце, не увидимся мы больше на этом свете. Плыви и завоюй Святую Землю, ты рожден для этого, а мне суждено вернуться к могиле твоего отца в Фонтевро.

Ричард вдохнул полной грудью и взошел на палубу энека. Оглянувшись еще раз на завоеванную им Мессину, он увидел плачущую Элеонору, огромную толпу рыцарей, готовящихся тоже погрузиться на корабли, и тут взгляд его укололся о две черные точки. Будто капля желчи упала в чашу с великолепным игристым вином - из толпы на Ричарда смотрели полные ненависти глаза жизорского сеньора.