Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6)

Толпа молчала, в благоговейном ужасе глядя на проповедника.

- Быть может, ее унесло так же, как и последнее слово этого гордеца?

Только он выговорил эти слова, как с отдаленного надгробия сорвалась серая птица с черной головой, ворона. Хлопая крыльями, она повисла над головой старика и, вырвав из его поднявшейся руки свиток с завещанием тамплиера, полетела прочь.

Пар над толпой исчез. Все горожане затаили дыхание, следя за полетом колдовской птицы, вскоре канувшей невесть куда, и только калеки продолжали свое сражение за драгоценные камни, сверкавшие среди кипения грязных лохмотьев.

- Что вам до чужой души? - возгласил теперь старик. - Ее уже и след простыл. И нет никакой пользы знать, куда она делась. Подумайте о своей душе, ибо о костях и думать нечего, им все равно не избежать этого места. Слушайте, грешники, что возвещу я вам! Скоро, скоро придет конец этому миру! И вот вам знамение конца: не пройдет и года, как обрушится в Риме Святой Престол, ибо восседали на нем нечестивцы, и все узреют мерзость запустения, и некому будет отпустить вам грехи, ибо все монахи, все священники сами погрязли в грехах. Вы - по колено, а они - по шею. Что за великая сила заставила грешить слуг Господа, я вас спрашиваю?!

- Страх! - нестройным хором ответила толпа.

- Я освобожу вас от страха! - возвестил старец. - И я говорю вам: сия свобода спасет вас!

Толпа качнулась волною и, внезапно рухнув ниц, уничижено поползла на коленях к стопам проповедника. Огромные кузнецы в фартуках и дамы в богатых одеждах - все, всхлипывая и стеная, согбенно двигались по камням и мерзлым колдобинам навстречу новому пастырю.

- Спаси! Спаси! - слышались голоса. - Спаси нас, святой человек!

Я стоял позади старика, и своим положением объяснил себе то, что взгляд и слова маленького скелета не смогли оказать на меня столь чарующего воздействия.

Старик же царственно воздел руки к небесам и возгласил еще властнее и громче:

- Кайтесь! Кайтесь, грешники! Я возвещаю вам: скоро, скоро падет Святой Престол Пап, и некому будет отпускать вам грехи, и больше не будет на земле святых, объявленных святыми волею самых отпетых грешников! Кайтесь - и с этого часа забудьте о страхе! Не станет страха - не станет и грехов! Не станет грехов - значит, все будут святыми! Я нарекаю святыми всех вас! Если не боишься - значит, больше не захочешь грешить! Раз не захочешь грешить значит, ты святой! Раз ты святой - значит, нет в тебе страха! Я нарекаю вас святыми! Вы все - святые, ибо услышали мое слово и сохранили его в своем сердце. Вы - святые! Любите друг друга и радуйтесь! Радуйтесь, говорю я вам!

Дюжина ворон, серых птиц с черными головами, бесстрастно наблюдала с надгробий за уничижением каявшейся толпою грешников: до тех пор, пока не были произнесены последние слова проповеди, грешники сотрясались в рыданиях, бились лбами об мерзлую землю, тянули трясущиеся руки, дабы прикоснуться к несомненно чудотворному балахону старца.

Вдруг все птицы, испуганно захлопав крыльями, взлетели с могильных камней, а спустя всего одно мгновение толпа грешных горожан уже прыгала от счастья и кружилась в веселой пляске, хохоча, и целуясь, и увлекая в свое радостное коловращение скелеты в балахонах, убогих и калек. Богатые дамы бесстрашно обнимали своих костлявых кавалеров, запечатлевая поцелуи прямо на их могильных оскалах. Огромные кузнецы в фартуках жонглировали карликами и уродцами, визжавшими от удовольствия. То все менялись друг с другом, и тогда полные жизни и горячей крови кузнецы подхватывали скелетов, а дамы начинали кружиться, облепленные со всех сторон грязными коротышками.

- Вот образ гармонии мировых сфер, - весело проговорил пророк немощным старческим голоском и повернул голову в мою сторону.

Естественно, что край капюшона затмил ему половину лица: в меня вперился один его, левый, глаз, и я увидел только левую половину его добродушной улыбки.

- Разве не так? - спросил старичок. - Разве перед нами не образ утерянного рая? Не достает только хищных зверей, львов и тигров, бережно вылизывающих агнцов и голубей.

Однако каким-то необъяснимым ужасом веяло от представшего передо мной веселья.

- У того, кто остается в стороне, - сказал я старцу, гордо имея в виду самого себя, - такая гармония сфер вызывает еще больший страх.

- Мудро, ничего не скажешь, - пробормотал старец и отвернулся. - Не по годам мудро, монсиньор. Всякая временная гармония, всякий временный рай должны вызывать страх у тех, кто видит Истину. Ваши глаза не обманывают вас, монсиньор. Ваши глаза позволят вам верно отличить черное от белого.

Тут старичок замолк, разумеется вызвав мой вопрос:

- Что означают такие слова?

- Черными конями запряжена повозка комиссара инквизиции, а на белом коне появится сам король Франции, - ответил старец. - Теперь-то он появится здесь, монсиньор, уверяю вас. Судьба проявит к нам благосклонность, если первым вы заметите белого коня.

- Насколько мне известно, миссия посланника заключается не только в различении цветов, - заметил я, обнажая руку до плеча и протягивая ее прямо к лицу старца.

Мрачный капюшон несколько раз кивнул.

- Удар Истины. Круг Змеи. Великий Мститель, - вроде заклинания пробормотал старец. - Нам известно, монсиньор, тайны можно не обнажать. Взгляните, монсиньор, на братьев. - Он вытянул руку, указывая на смешавшихся с веселой толпою скелетов. - Все они были доблестными рыцарями Храма. Они встали из гробов, чтобы встретить вас и засвидетельствовать собою великую несправедливость. Почему вы так медлили, монсиньор?

- У меня была отнята память, - смутившись, стал оправдываться я. - У меня было отнято имя. Какие-то неведомые силы полностью овладели моей судьбой, не желая открывать мне ни грана Истины. Наконец меня посадили на цепь, как дворового пса. Мне не дали никакого выбора. Я решил сорваться с цепи, отбежать подальше и посмотреть на мир со стороны.

- И что вам удалось увидеть, монсиньор? - усмехнулся старец.

- Немногое, - признался я. - Не более того, что вижу сейчас.

- Вы насытились? - вновь усмехнулся старец.

- Увы, нет, - вновь признался я.

- Именно поэтому пес вернулся на хозяйский двор? - вовсе не боясь моего гнева, без всякого злорадства проговорил старец.

На мое удивление, я сам не нашел в себе сил разгневаться и только смиренно промолчал в ответ.

- Разве вам не стало известно ваше высокое предназначение, монсиньор? таков был следующий судейский вопрос.

И на этот раз я промолчал.

- Разве вам претит справедливость? - добавил старец шестой вопрос и, не дожидаясь моего ответа, сказал: - Если бы вы появились, как было положено, год назад, вы бы спасли от пыток и долгого заточения братьев, добровольно принявших мученичество.