Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6)

- Дождь, - сказал я. - Простой дождь, только падающий на земли из более высоких и чистых сфер.

В ответ на мои слова старец усмехнулся и кивнул. Потом он грустно вздохнул, обводя рукой бескрайнее белое порывало, лежавшее на земле и могильных плитах, и тихо проговорил:

- Великий плащ Ордена. Он покрывает землю и внезапно исчезает вновь. Подобно росе.

- Белый конь! - содрогнувшись, прошептал я, ибо теперь действительно увидел в сумраке приближавшегося всадника на белом коне. - Вот он!

Над всадником тяжело покачивалась на высоком древке орифламма, а следом двигалась едва различимая в темноте многочисленная свита.

- Белый конь! - прошептал старец. - У вас счастливый глаз, монсиньор! Сам король Франции по своей монаршей воле явился в гости к мертвецам! Добрая примета, монсиньор! Теперь нам следует выйти к нему навстречу.

Обогнув полдюжины надгробий, мы втроем с Карлом Великим выступили к "камням покаяния" и остановились у россыпи костей и черепов, покрытых "великий плащом Ордена". Перед нами остановилась целая армия во главе с королем. Облака пара клубились над нею.

Спешу заметить, что к такой важной встрече я уже успел нарядиться, как и старец, в черный макабрский балахон, подпоясанный алой тесьмой, а потому просторный капюшон позволил мне без опаски разглядеть короля, укутанного в пурпурный плащ с горностаевой оторочкой.

Надо мной в седле возвышался довольно одутловатый человек более, чем средних лет, с округлым, бледным и очень гладким лицом. Именно за правильность черт, за редкостную чистоту и гладкость кожи повелителя Франции Филиппа можно было бы назвать красивым. Впрочем, некое совершенство восполняли и его волосы, которые густыми, прихотливо вьющимися прядями выбивались из-под высокой шапки из черного меха. Королевские скулы довольно сильно выпирали, еще больше сглаживая кожу на лице, однако же при том как бы уменьшая королевские глаза, как бы защищая их от излишнего внимания со стороны. Необычайной остроте взгляда, вероятно, и должны были соответствовать только такие, небольшие и защищенные скулами глаза, подобные небольшим бойницам для самой коварной арбалетной стрельбы. Остается добавить только, что все движения короля были медлительны; медлительным было и его дыхание, и, в отличие от резвого пара, вырывавшегося из конских ноздрей и ноздрей королевских подданных, жизненный пар короля вытягивался ленивой струйкой из крохотного отверстия между его губами. Мне показалось, что король Франции, несмотря на явное коварство и явную хитрость, должен быть весьма спокойным и рассудительным человеком.

Правду говоря, никакого внимательного наблюдения за монаршей особой с моей стороны и не было. Образ Филиппа Красивого запечатлелся в моей памяти за одно мгновение, ибо в действительности не успел бы я произнести и трех слов моего нынешнего, столь подробного описания, как уже был бы прерван спокойным, но властным голосом, обращенным к нам, которые проявляя свою искреннюю покорность, преклонили перед монархом колени.

- Ты - пророк с кладбища Невинноубиенных! - изрек над нами монарший глас.

- Ты - король Франции Филипп по прозвищу Красивый! - весьма дерзко, однако же вполне уважительно отвечал ему своим главным, громовым гласом кладбищенский старец.

- Хорошее доказательство дара прозорливости, - усмехнулся король.

Вся королевская свита вместе с конями поддержала своего повелителя верноподданным смехом.

- Мы наслышаны о тебе и твоих еретических проповедях, - продолжал король. - Неужто и вправду не найдется теперь ни одного священника, коему позволено свыше отпускать грехи?

- Отныне Святой Престол, перенесенный в твои владения, будет подчиняться твоей воле, повелитель Франции, - отвечал старец, - и, следовательно, твоей воле будет подчиняться право священников отпускать грехи.

Я заметил, что конь короля вздрогнул и переступил копытами.

- Вот как! - сдерживая некоторую растерянность, проговорил король и обратился к невзрачному человеку в темной одежде, восседавшему на соловом жеребце по правую руку от повелителя: - Вильям, что ты на это скажешь? Нет ли в этих словах еще худшей ереси?

Вскоре я узнал этого человека ближе: то был Вильям Ногарэ, ближайший сановник короля, происходивший из семьи казненных еретиков-альбигойцев, которые не признавали христианской церкви и клеймили подряд всех монахов и священников за порочный образ жизни. Замечу, что именно Вильяму Ногарэ король Франции поручил два самых тяжелых дела в свое правление: арест Папы Бонифация и арест Великого Магистра Ордена Храма вместе с пятнадцатью тысячами рыцарей.

- Ваше Величество, можно ли признать ересь в том, чему должно произойти в видимом мире? - пожав плечами, спокойно проговорил Вильям Ногарэ. - Мир же невидимый находится в ведении Святой Инквизиции. Если этот человек коснется в своих речах мира невидимого, тогда вашей милосердной волей наше недоумение смогут разрешить отцы-доминиканцы.

- Всех, кто приходит на твои проповеди, старик, ты объявляешь святыми, - заметил король. - Разве в твоей власти выпекать святых, как лепешки?

- Я призываю всех стать святыми, не откладывая дело до Страшного Суда, - ответил старец, по моему разумению немного слукавив. - Я лишь повторяю призыв Господа, засвидетельствованный в Писании. Благородный же человек сам, по своей воле и безо всякого повеления свыше, способен стать святым, что прекрасно доказал твой достославный предок, святой король Людовик.

- Говорят также, что ты умеешь изгонять из людей злых духов и исцелять безумцев, - проговорил король Франции со странной улыбкою, истончившей его губы; я назвал ту улыбку "странной", поскольку так и не смог определить, добрая она или злая.

- Когда я говорю одержимому, что он должен быть свят, темный дух не выдерживает веления быть святым и покидает порабощенную им душу, - отвечал старец. - Тогда человек начинает радоваться и плясать от счастья.

- Я вопрошаю тебя, старик, - изгнав с уст улыбку, грозно изрек король, - сможешь ли ты излечить самых отъявленных безумцев, если имя им легион? Сможешь ли ты излечить разом целое княжество безумцев во главе с самым отъявленным безумцем и богоотступником нашего века?

- Приведи их сюда, король Франции, - ничуть не менее грозно ответил старец.

На эти слова Филипп Красивый рассмеялся, и смех его был столь многозначителен, что вся его свита вместе с Вильямом Ногарэ предпочла, напротив, затаить дыхание.

- Сделать это не совсем просто, - отсмеявшись, сказал король. - Мы предпочли бы, старик, чтобы ты последовал в то место, где ограждены от остального счастливого мира эти опасные безумцы, если только твоя сила не иссякнет за пределами этого печального места. Скажешь, что слух об этом верен? Сила иссякнет?