Октавиан Стампас - Великий магистр (Тамплиеры - 2)

Гуго де Пейн кивнул головой и подошел к столу. Он отстегнул свой меч и передал его Раймонду. В это время около него встал Людвиг фон Зегенгейм и слегка тронул за локоть.

- Я был неподалеку и все слышал, - сказал он. - Друг мой, вы не должны идти с этим человеком. Это ловушка.

- Сомневаюсь, - ответил Гуго.

- Я знаю, что вас не отговорить, но возьмите по крайней мере мой кинжал. Этот стилет не раз спасал мне жизнь, - и граф протянул де Пейну небольшой, обоюдоострый клинок.

- Спасибо, - немного колеблясь, поблагодарил его де Пейн. Он спрятал кинжал за поясом под плащом и, не привлекая внимания веселящихся за столом людей, скользнул к двери.

3

Гуго де Пейн шел за незнакомцем в темном плаще, а улицы в этот вечерний час были пустынны и молчаливы; лишь кое-где в окнах домов горели огни, да звезды на небе, выстроившись в привычный порядок, холодным светом освещали их путь. После той безумной небесной пляски, они вновь были приведены в повиновение, точно сорвавшиеся с цепи звери - гончие псы, львы, медведицы, скорпионы. Но если бы вся эта свора ринулась вниз, на людей? И начала рвать, кусать, жалить - и правых, и виноватых, не разбирая, где отягощенные злом, а где невинные агнцы? Потому что не бывает ни тех, ни других, когда приходит Зверь. Все становятся виноватыми поровну, и никому не будет спасения. Придет ли это время, о котором были предупреждены люди в летнюю ночь тысяча сто одиннадцатого года?

Незнакомец сворачивал то на одну улицу, то на другую, шел переулками и проходными дворами, словно стараясь запутать следы и сбить рыцаря с ориентира. Три раза рука Гуго де Пейна ложилась на прохладную рукоять кинжала под плащом, когда впереди показывались подозрительные группы людей, и трижды опасность оказывалась ложной. Наконец, незнакомец подошел к стоящему особняком дому, который окружал высокий забор из металлических решеток. Калитка открылась после того, как незнакомец постучал в нее особым способом и произнес особое слово.

- Прошу вас, - сказал он де Пейну, пропуская его вперед.

Войдя в сад, Гуго с удивлением не обнаружил никого, кто мог бы открыть калитку, ни единой живой души, словно между абрикосовых деревьев, источающих пьянящий аромат, витал невидимый дух, прислуживающий хозяину дома.

- Здесь я расстанусь с вами, - негромко произнес незнакомец, почтительно склоняясь перед рыцарем. - Пройдите по дорожке к дому, откройте дверь и поднимитесь по мраморной лестнице на второй этаж. Там вы увидите освещенные покои, где вас будут ждать, - и с этими словами провожатый повернулся и тотчас исчез в тени деревьев.

"Если это ловушка, - подумал Гуго де Пейн, нахмурившись, - то уж больно вычурно задумана, типично в византийском стиле." Тем не менее, он выполнил все указания своего проводника: подошел к дому, который вблизи выглядел настоящим дворцом с изящными колоннами и лепным сводом, толкнул тяжелую дверь, впустившую его в парадную, слабо освещенную залу и поднялся по лестнице. Вокруг стояла мертвая тишина: ни звука, ни шороха не доносилось ниоткуда. Дом казался совершенно пустым. И в тоже время, в нем ощущалось какое-то тепло, словно источавший его человек присутствовал где-то рядом и даже наблюдал за ним. На втором этаже находились три комнаты, дверь в одну из них была отворена и внутри горел свет. Рыцарь направился туда и переступил порог этой комнаты. Странно, но ярко освещенные покои также были пусты, хотя все здесь говорило об ожидаемом госте: расставленные по углам светильники из бронзы, изысканно сервированный столик на изогнутых ножках с придвинутыми к нему двумя креслами, фрукты и сладости в хрустальных и золотых вазах, даже тонкий, еле уловимый аромат, почувствовав который, Гуго де Пейн улыбнулся и подошел к окну. Там, внизу, среди деревьев, лунный свет скользил среди серебристых листьев, наслаждаясь их прохладным дыханием.

- Не желаете ли подкрепиться с дороги, мессир? - раздался позади него знакомый, мелодичный голос, который столь часто за последнее время звучал в его сознании. Не оборачиваясь, Гуго де Пейн произнес:

- Теперь я понимаю, почему вечера в Византии так опасны - особенно для влюбленных.

Шагнув навстречу Анне Комнин, он взял ее руки в свои и поцеловал каждую из них. Принцесса была прекрасна, как никогда: сияющие вишневые глаза и золотистые волосы, скрепленные тонкой диадемой, удивительное, живое, умное лицо, в котором не виделось ни малейшего изъяна, ослепительный наряд из шелковой ткани с металлическими серебряными нитями и застежками-фибулами из драгоценных камней, легкий парчовый шарф на плечах и пурпуровые туфельки, а главное - ее взгляд - от которого не было спасения. Но никто и не хотел спасаться...

- Чем же вам не нравятся наши вечера? - смеясь, спросила она, не делая даже попытки освободить свои руки.

- Безумством, - ответил де Пейн, не в силах оторвать от нее взор. - Еще немного, и я готов позабыть обо всем на свете и остаться в Константинополе навсегда.

- Ну что же, оставайтесь, - лукаво сказала Анна. И добавила: - Впрочем, я все равно вас больше никуда не отпущу.

- Остались на доске лишь белые фигуры? - напомнил ей Гуго де Пейн. Ваши?

- Мы можем сыграть новую партию.

- Я не хочу с вами играть ни в какие игры. Я слишком люблю вас, промолвил де Пейн. Он ждал, что последует за этими словами, но принцесса молчала. Она отошла к столу и прикоснулась к грозди синего винограда. Словно тень, выдающая внутреннее борение, скользнула по ее лицу. Она задумчиво посмотрела на де Пейна.

- Помогла ли вам моя мазь? - спросила она вдруг, как будто именно это волновало ее сейчас больше всего. - Что с нашими ранами?

- Ну к чему это? - произнес де Пейн. - Впрочем, благодарю. Вы прекрасно разбираетесь в лекарственных травах. Но я надеялся услышать от вас другое.

- Еще услышите, - пообещала принцесса, присаживаясь к столу. - Прошу вас. Клянусь, вы никогда не пробовали эти фрукты. Не хотите ли глоток вина из лепестков роз? Их собирают специально для меня в Болгарии.

- Конечно, вы само совершенство, но вы несносны, - усмехнулся Гуго, усаживаясь напротив нее.

- Еще никто не говорил мне столь странный комплимент, - Анна протянула рыцарю хрустальный кувшинчик, в котором, казалось, играли солнечные лучи.

- Конечно. Наверное, Рене Алансон, которого я недавно встретил около Золотого Рога говорит вам другое. Он показался несколько болезненным, словно только что проглотил болотную лягушку. Не знаете, что с ним такое?

- Просто он вас ненавидит, - улыбнулась Анна. - Опасайтесь его. Он очень коварен.

- Не коварнее тех, кого мы любим, - произнес де Пейн. - А ваше вино действительно чудесно.

Нечто странное было в этой беседе и в том состоянии, которое чувствовали оба: словно некая граница, пролегающая посередине стола отделяла их друг от дуга. Преграда эта была столь зыбка, что хватило бы малейшего дуновения, чтобы разрушить ее и шагнуть навстречу, но никто не решался этого сделать первым. А слова лишь мешали им, потому что уводили все дальше и дальше, и вот последовал один поворот, другой, третий, и расстояние между ними все увеличивалось, и вдали уже лишь мелькали любимые очертания, взгляд де Пейна исполнился печали, будто он провожал невидимый корабль, уносящийся на бурных волнах и скрывающийся за горизонтом. И тот, кто оставался на берегу, знал, что корабль с драгоценнейшим его сердцу грузом больше никогда не вернется.