Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце

Внезапно выглянуло солнце. Низкое, красноватое, оно тускло светило прямо в глаза и Маше, и Росову, сидевшему за штурвалом.

Маша, стоя позади пилота, опиралась на спинку его кресла и, прищурившись, смотрела вперед сквозь выпуклое стекло.

Небо, дальние льды, море внизу – все окрасилось в нежные оранжевые и розовые тона, будто скрытое полупрозрачной пеленой.

Снежные поля за молом кое-где расступились, образовав зеленоватые озера, тихие, как заводи.

Печальным успокоением веяло от всего этого после недавнего шторма.

Неяркая арктическая акварель заставила слезиться Машины глаза. Она подумала о людях, которых спас Росов. Они сейчас сидят под стеклянным куполом, пьют горячий чай, который им вскипятил Мамед, и приходят в себя. А четвертого среди них нет.

Маша жалела погибшего геолога, хоть и не знала его. И теперь думала о чьем-то горе. В жизни горе и радость вместе. И еще она думала о том, что вот дошла все-таки сюда волна весны. Долго шла с далекого юга в цвете яблонь и черемух, через чернеющие поля и темные мокрые леса. Шагала через вскрывающиеся реки и заблестевшие в тундре разноцветные болотца, вокруг которых жадно зацветали травы. Но перед паковыми льдами, сковавшими желанную морскую полынью, бессильной оказалась пробуждающая сила весны. Понадобилось «подводное солнце», чтобы продвинулась весна дальше в море и дошла теперь в туманах и штормах до отлитой изо льда белой полоски, заставив ее засверкать, как «ледяную параллель» на величественном глобусе Земли.

Росов повел летающую лодку над этой ледяной полосой, которая превращалась по мере снижения самолета в великолепную аэродромную дорожку, покрытую, как и все вокруг серебристым снегом с розоватыми пятнами в отсветах низкого солнца. По обе ее стороны тянулся невысокий забор радиаторов с ажурными мачтами ветряков.

Сверху виднелся гидромонитор, стоящий на рейде недалеко от мола. Море все еще не успокоилось.

На снегу мола были выложены посадочные знаки.

Росов посадил самолет брюхом на снег, покрывающий ледяной мол. Пассажиры под стеклянным куполом едва ощутили прикосновение сугробов. Лодка поплыла по ним, как по морской глади.

Рев двигателей смолк.

К самолету спешили люди.

Раньше всех подбежала Галя.

Маша смотрела на нее через окно, решив, что не она одна счастлива.

На смуглом улыбающемся лице Гали блестели глаза, а из-под шапки выбился задорный локон.

Алексей выскочил первым и попал прямо в ее объятия.

Вдали к самолету брел, еле волоча ноги, Василий Васильевич Ходов. Его поддерживали с двух сторон Федор Терехов и Андрюша Корнев.

Добравшись до самолета, Ходов обнял всех прилетевших, сразу обступивших его.

– Ну, братцы, только пока вас не было, понял я, что и мой черед подходит, – сказал он каким-то тусклым голосом.

– Что вы, Василий Васильевич! – запротестовал Андрюша Корнев. – Мы с вами еще и не такое построим.

– Ты-то построишь, непременно построишь, – отозвался Ходов.

Александр Григорьевич и Денисюк взяли теперь Ходова под руки и повели к самолету.

– Да вот Волков приказал мне лететь в Москву, – словно оправдывался Ходов. – Тебе, Александр Григорьевич, на себя ответственность брать.

– Для того и из моря вышел, – ответил Александр Григорьевич. – а ты слетай, слетай в Москву. Пусть врачи уточнят диагноз.

– Чего уж тут уточнять. Рак и рак. Это пусть слабеньких утешают. Меня не надо.

– То ж не дело, – забасил Денис. – Как же нам без вас, Василий Васильевич? Обратно по-быстрому.

– Летают сейчас быстро, – привычно подтягиваясь и беря себя в руки, сказал Ходов.

Летчики не выходили из самолета, только подняли стеклянный колпак.

Приняв в летающую лодку Ходова, они закрыли колпак, и Росов, запустив моторы, погнал лодку по снегу.

Скоро она поднялась и, накренив крылья, стала делать разворот, ложась на курс к Большой земле, где Ходов пересядет на реактивный лайнер.

Маша долго смотрела вслед уменьшающейся в нежно-оранжевом небе птице с приподнятыми крыльями. Когда в Арктике нет туч, здесь всегда заря. А какой будет теперь жизнь?

Галя и Алексей медленно шли к краю мола.

– Нет больше Витяки, – сказала Галя, поникнув головой. – Вспоминаются мне строчки почти забытого поэта:

Жаль, я петь не умею.

Потом все пошли к ледяному причалу. Денис с Андрюшей Корневым отстали.

– Понимаешь, смотрю я на это сооружение, – Андрюша указал на уходившую за горизонт полосу ледяного мола. Продолжить мол надо.

– Так то ж так и запланировано. Пока в одном море построили, а потом – во всех сибирских морях. Четыре тысячи километров длиной будет мол. То не комар чихнул. Чуешь?

– Вот-вот! Четыре тысячи километров! И у меня тоже четыре тысячи километров. И тоже не комар… Понимаешь, какое звонкое совпадение? Ты только вдумайся, Денис Алексеич. Сюда погляди. Дорога-то какова? Зеркало, а не дорога. Сто метров шириной. Поперек мола в футбол играть можно. А сколько автопоездов уместится, если пустить! Ужас!..

– Так зачем же по молу пускать? Корабли рядом поплывут. Сто железных дорог заменят, а то и больше. Вдоль всех сибирских берегов.

– Я о другом думаю. А если бы мол не в том направлении лежал? – И Андрюша Корнев посмотрел в противоположную от солнца сторону. – Через Северный полюс. До Америки как раз четыре тысячи километров будет. Рано или поздно, но мир станет объединенным.

– То будет, конечно. Только не зараз.

– А раз будет, то нужно, чтобы до любой страны было рукой подать. Какой тогда скачок цивилизации получится!

– Как же ты их соединить надумал?

– Ледяной дорогой. Вроде этой.

– Ты что? Через Северный полюс хочешь такой мол проложить?

– А что? Было бы здорово!

– Дурья твоя башка! Это ж меридиан! А глубины какие под тем меридианом, слыхал? Несколько километров! Так какую же такую стену под водой сделать в несколько километров высотой? Всю Арктику пополам перегородить? Чтобы никакого дрейфа льдов не было и все течения запереть? Тебе волю дай, ты такое натворишь. Чудило! А снежные заносы? Про пургу забыл? В Сибирь тебя надо, на расчистку железнодорожных путей после буранов, может, одумаешься.

Андрюша Корнев почесал затылок, сдвинул шапку на лоб.

– Это вы, Дионисий Алексеевич, верно, конечно, говорите. Должно быть, не все я учел. Только…

– Чего еще?

– Где-то у меня в душе поет, что прав я.

– «Поет, поет», – передразнил Денис. – Если ездить по пути короткому, так, пожалуйста, на самолетах через полюс. Летай на здоровье. Трасса освоенная.