Роман Равдин - Человек без оболочки

Джим было понес за ним аппарат и комбинезон, но Вартанян, обернувшись в дверях, сказал, обращаясь к доктору:

— Разрешите это оставить пока у вас. Как-нибудь в другой раз заберу.

— Конечно, конечно. Джим, отнесите вещи в мой шкаф..

… О'Малей чуть было не прозевал своего приятеля, когда тот вышел из проходной. В этом веселом, разбитном малом издалека трудно было узнать человека, испытавшего тяжелое моральное потрясение. Ирландец находился от ворот на некотором расстоянии, поблизости от своей машины, чтобы быть готовым ринуться вслед за Суреном, если его повезут куда-нибудь. Он узнал его лишь в тот момент, когда Сурен инстинктивно обернулся к воротам, вдруг почувствовав себя одиноким в незнакомом городе. О'Малей с трудом удержался, чтобы не броситься к нему: нельзя же так глупо выдать себя!

Может, это ловушка… Он сел в машину и стал наблюдать. Дверь проходной, захлопнувшаяся за Вартаняном, больше не открывалась, за оградой не было видно людей. Зато на улице людской поток нарастал, время близилось к девяти.

Он тронул машину, обогнал Сурена и в потоке машин медленно покатил до ближайшего перекрестка, свернул направо и, оставив машину, быстро, по-деловому пошел по тротуару с расчетом столкнуться нос к носу со своим Другом. Вытащил из кармана газету и стал на ходу рассматривать объявления, как десятки других пешеходов. Загородившись листом, он, словно бы невзначай, наскочил на Вартаняна, пробормотав извинения.

— Хэлло, да это ты, Шонни! — завопил от радости Вартанян. — Как ты здесь очутился, старина?!

— А ты как?

Они заключили друг друга в объятия, и тут О'Малей заметил, что от его друга несло, как из пивной бочки. "И где это он успел так нализаться?" — думал старшина и еще больше восхищался "игрой" своего друга и подчиненного.

Он плел — громко для посторонних ушей — что-то о причине своего приезда в Теритаун и вел себя так, словно они с Суреном действительно сто лет не виделись.

Весело болтая, они дошли до электромобиля, и О'Малей втолкнул в кабину своего хмельного приятеля.

— А куда мы едем? — спросил Вартанян, когда машина вырвалась на шоссе.

— Домой, конечно, куда же еще.

— Постой, постой, — стал тереть лоб Вартанян. — Ты говоришь — домой.

А где мы сейчас были?.. Да, конечно, в Теритауне. Но зачем я тут оказался?

Ты знаешь, у меня случилось маленькое сотрясение мозга — так сказал доктор… как его? М-м-м…. Трильби, кажется. Нет, Твигги. Да, он сказал, через три дня пройдет. Забыл все. Зачем я оказался у него в саду? Откуда летел — ничего не помню… Ты, случайно, те знаешь? Я не говорил тебе, куда лететь собираюсь, а?..

— Ладно, кончай травить! — рассердился О'Малей. — Давай к делу. Что ты разведал и почему так долго задержался в "усадьбе"?

— Убей бог, я ничего не знаю!.. Я очухался на скамейке в саду, утром.

Коленка болит, лицо ободрано, рядом летательный аппарат лежит… Охранник, который разбудил меня, говорит, что я неудачно приземлился. Но откуда?! Не с луны ли?.. Ты, понимаешь, у меня совсем нет вчера! Только — сегодня…

О'Малей с тревогой покосился на приятеля. "Он хотя и выпивши, но вздор такой не мог бы нести… Они что-то с ним сделали…"

Обычно спокойный, уравновешенный ирландец вдруг почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Таких внезапных приливов у него раньше никогда не было, они появились совсем недавно. "Нервы сдают, надо бы к доктору…" — и потянул рычажок кондиционера на отметку "холодно"…

А в это время Лансдейл, проглотив приличную дозу антиалкоголя, выслушал доклад своих парней, следивших за вышедшим на улицу Вартаняном.

— Он встретил своего знакомого в трехстах двадцати ярдах от проходной на Роуд-авеню. Назвал его Шоном. Вот их снимки. Весь их разговор записан вплоть до того, как они сели в машину Шона. Номерной знак — 137–216 штата Огайо. Выехали из города по направлению к 424-й дороге…

Включили пленку. Через полминуты ролик остановился. — И все? — спросил шеф секретной службы, нахмурив брови. — Пустая болтовня двух пьяных дураков!

— Запись разговора в машине не удалась, — виновато сказал один из агентов. — По-видимому, у них был включен интерферентор…

— Небогато, — резюмировал шеф. — А теперь слушать меня…

И он стал излагать новую систему охраны лаборатории. В заключение приказал держать язык за зубами: о ночном происшествии — ни гу-гу!

Затем Лансдейл уединился в своем кабинете и с помощью "тета" связался с Главным.

— О'кей! — сказал Босс, удовлетворенный действием излучения. — Эта штука понадежнее автоматов. И самое главное — не так шумит. Но вы уверены, что это разведка? Может, действительно, какой-то несчастный свалился вам на голову?

— Согласитесь, босс, что при таком провале памяти мы у него клещами ничего не вытащили бы более того, что он нам рассказал. Зато уж это — искренне: он был совершенно растерян и психически подавлен. У него оказалось больше вопросов ко мне, чем наоборот… Однако то, что его — определенно — встречали у ворот, хотя бы одно это дает мне основание думать о визите по специальному заданию. Ведь они даже и не подозревают об излучении.

— Да. Вы, пожалуй, правы. Во всяком случае полезнее приготовиться к худшему, чем оказаться растяпой. И правильно сделали, что выпустили его, пусть считают нас простачками… Только я не хотел бы, чтоб доктор Притт прослышал об этом случае. Ничто не должно отвлекать его мыслей от дела.

Напоминаю: вы отвечаете за это!..

"Что они с ним сделали?" — этот вопрос неотступно преследовал О'Малея, пока он находился в вынужденном бездействии. Ратт не разрешил ему повторить попытку проникнуть в "усадьбу", пока не выяснится состояние Вартаняна. Врачи колдовали над ним, мучили кибера-диагностика, но тот давал однозначный ответ: больной здоров. Конечно, любой врач всегда найдет отклонения от нормы. Но ни одно из найденных у Вартаняна отклонений не могло объяснить внезапного провала памяти. Все энцефалограммы, снятые через равные промежутки времени, показывали здоровую электрическую активность мозговых волн.

Указания на сотрясение мозга полностью отсутствовали. Биохимические анализаторы не подтверждали версии, будто пациенту впрыснули определенные вещества, позволяющие контролировать побуждения и действия человека.

Тогда предприняли такой эксперимент. Рядом с Вартаняном посадили санитара. Обоих попросили ответить на один вопрос: "Что вы делали позавчера после двенадцати?"

Пока они вспоминали, замерили биопотенциалы височных долей мозга. И диаграммы резко разошлись. У санитара кривая пошла частыми зигзагами, а у Вартаняна она по-прежнему представляла спокойную волнистую линию, изредка лишь прерываемую всплесками. Это свидетельствовало о подавленности функций памяти.