Стас Северский - Боец тишины (СИ)

– Степан Петрович, ночь пришла, и мне пора в путь.

– Куда это?

– Как куда? В постель.

– Рано. Еще раз пройдешь.

Я поднялся, отряхиваясь и затягивая голенища, – шнурки развязались.

– Да я здесь, как ломовая лошадь, вкалываю с утра до ночи и с ночи до утра!

– Ты здесь, как дохлая лошадь, вкалываешь!

– А я про что?! Сдохну я так, товарищ полковник! Мне передохнуть надо!

Степан Петрович мрачно покачал головой, смотря на меня, мокрого, замерзшего и

исцарапанного.

– Еще раз пройдешь.

Эх, Игорь Иванович! Как вы могли меня товарищу полковнику в полное подчинение передать?!

Мне плевать, что он у вас – лучший! Я у вас – еще лучше него! Никого лучше меня у вас не было,

нет и не будет, Игорь Иванович! Не цените вы мою шкуру, раз позволяете Степану Петровичу ее с

меня так запросто спускать!

– С места не сойду! Не дадите мне отдыха вы – я его себе дам!

– Не дам я – не дашь и ты!

– Степан Петрович, я вам сегодня честно все свои силы отдал! Но я ведь все, что сегодня вам

отдал, завтра у вас отобрать могу! Я не только обратно все свое верну – я и у вас все возьму! Я все

силы из вас вытяну! Степан Петрович, подумайте! Я ведь только простейших вещей у вас прошу!

Дайте мне отдыха!

– Нет! Нет времени! На маршрут!

– Палку перегнете! Я ведь вам не дубина дубовая, а розга гибкая! Я вам себя сломать не дам!

Согнете меня сильнее – я вас в ответ стегну, стоит вам руку отпустить!

Степан Петрович нахмурено посмотрел на меня, стараясь оценить мое истинное состояние. Зря

старается. Все равно я полковнику навру – покажу, только то, что я сочту нужным показать, и он

заметит только то, что я позволю заметить. Снегирев – человек, не различающий никаких градаций

серого, – он видит одни крайности черного и белого. Что ж… Я не останусь стоять перед ним

18

прямо и спокойно, а с понурым видом начну просто подыхать у него на глазах – пущу в глаза

полковнику пыль, рисующую четкую видимость моего издыхания.

– Не можешь на маршрут вернуться? Никак не можешь?

– Не могу! Никак.

– Слабый ты, Слава.

– Не богатырь я вам – не великан с саженью в плечах! Только я с вашими обычными бойцами в

строю не стою, товарищ полковник. Так что вы меня с ними не сравнивайте. На мое место вам

никого иного не поставить. Я один настолько сух и силен, что способен преодолеть простенки

объекта на высокой скорости.

Степан Петрович снова окинул меня оценивающим взглядом. Но на сей раз он стал

всматриваться мне не в лицо, не в глаза, а окинул взглядом – целиком и сразу. Он не знает, что

моему разуму подчинена не только моя душа, но и мое тело. Оно полностью послушно мне – моим

видимостям, вернее. Телом ведь не тяжелее, чем душой, управлять, – даже проще. Нет, я не

становлюсь выше или ниже, как не становлюсь серьезнее или веселее, я просто – кажусь.

– Нет, не правильно я все рассчитал. Похоже, просто нет у тебя требуемой силы. На силу больше

рассчитывать никак нельзя. Остается скорость. Будешь брать только скоростью. Тебе нужно

двигаться свободнее. Ужинать не будешь.

– Вы что, голодом меня морить задумали?! Доведете вы меня до могилы.

– Соколов, ты не должен останавливаться ни в трубопроводе, ни в проводке ни на секунду. А тебе

не хватает сил в такой тесноте твердо действовать. Тебе требуется свобода действий. Станешь ты

тоньше – тебя теснота давить перестанет, тебе на борьбу с ней силы и время тратить не придется.

Ты сбережешь и силы, и время. Ты пройдешь.

– Я обессилю быстро, Степан Петрович.

– Не так быстро. Сначала в расход простая энергия пойдет, а после – остаточная, сохраненная

организмом на крайний случай, сгорать начнет. Такое сгорание обеспечит тебе мощный толчок и на

определенный срок даст огромные силы.

– Только, когда все сгорит, – я на месте замертво рухну.

– Другого варианта нет.

– Мне мой заряд неизвестен. Срок разрядки рассчитать нельзя. Так что батарейки у меня могут

сдохнуть не вовремя.

– Нет выбора. Не спорь. Ступай спать. Завтра раньше начнем. Начальника завтра ждем к десяти

часам. Но он, как всегда, раньше приедет.

– Что, Игорь Иванович?

– Он, Слава.

– Сказал что?

– Ничего он мне не сказал. Тебе скажет.

Степан Петрович пристально проследил за процессом моей нервной перестройки, но не понял,

что я перестал замечать предосенний холод и задрожал не от него, а от резко подскочившего

напряжения. Операцию не отменяют, но что-то пошло на перекос. Что? Предатель нам планы

подпортил? Нет. Что-то еще – что-то иное. Людей задействовано много, но известно им мало.

Каждый человек владеет сведениями только в своем узком звене задачи. Посвящены всего двое –

мой начальник и я. Серьезно нам навредить никто не может. Правда, один человек… Он может

рассказать, что нам открыт секрет, считаемый скрытым. Он верный человек – так просто не выдаст.

Только его могут взять. А ему тяжелого давления не выдержать точно. Нет, не похоже, что он

попался. Иначе операции пришел бы конец и на планах был бы поставлен крест – Игорь Иванович

все отслеживает и всегда в курсе. Человек просто под подозрение попал… или просто появились

подозрения насчет присутствия чужого в рядах своих.

Посмотрим, подтвердит начальник мое предположение или нет. Надеюсь, я не прав. Иначе меня

ждут тяжкие испытания на прочность. Игорь Иванович начнет меня погонять нещадно, и мне

придется напрягаться и нервничать сильнее. А нервозность мне непозволительна. Для дела я

должен похоронить ее на дне покойной души и не трогать захоронения, несмотря на все

провокации.

19

Вычищаю засоренную голову, выкидывая из нее четко прорисованные перспективы долгого и

отягощенного длительными допросами гниения в военной тюрьме Дойчланда. Дойдет дело до

того, кого я знаю под именем Эриха Шлегеля. А Шлегель знает меня в лицо – он признает во мне

Дитриха Вайнера. Саксонец не сдаст меня – не сдаст себя из-за Вайнера. Только он далеко не глуп.

Он поймет, что я – Стяжатель. Тогда мне – конец. Шлегель корыстен и служит он не одной стране,

но саксонец никогда не поступается принципами на определенной ступени преданности. А

Стяжатель – я заслужил это прозвище хищнической жадностью и жесткостью – стоит на ступени,

которую саксонец не переступит никогда. Сложится серьезная ситуация – он станет служить

исключительно Отчизне. Никто и ничто не принудит его предать страну при настоящей опасности.

Сложный он – Шлегель… сложный и страшный.

Глава 5

С поздней ночью пришел злой голод и привел с собой разгульную девку – бессонницу. Спать я

хочу жутко, а есть – просто ужасно. А черт, одолел меня голод, и я поддался уговорам девицы-