Стас Северский - Боец тишины (СИ)

– Войцех всегда шел напролом. Кого видел, в того и стрелял. Ты же знал, чего от него нужно

ждать, когда решал его нанимать, Ян.

– Знал, конечно. За эти качества его и нанял. Нужен мне был для девушки защитник надежный. А

человека, способного, раздумывая, стрелять с нужной скоростью, – не нашел. Решил, что надежнее

нанять его, – он, не раздумывая, стреляет, зато сразу и наповал. Ничего – разобрались мы с ним. Не

найдет никто ни концов, ни следов.

Поляк кивнул седой головой, растягивая прямой рот на сухом неподвижном лице.

– Никакой неясности, никаких недомолвок – это мне в тебе и нравится, Ян. Этим мы с тобой и

похожи. И тем, что мы с тобой, Ян, думаем прежде, чем делаем.

– Это точно. Разница только в том, что я один работаю, а вы с бригадой.

Поляк снова кивнул и плеснул мне еще водки. У меня с голоду и бессонных ночей и от одной

рюмки перед глазами плывет, но я смиренно заливаю в глотку прозрачную водицу. Не нужны мне,

обижающие старого поляка, “неясности” и “недомолвки” – и так по горло, хоть удавись.

Глава 42

Сижу молча с паном Мсцишевским – пьяный и мрачный. Напряжение нарастает, несмотря на то,

что поляк и поверил моей истории, и хоть один вопрос отпал. Не знаю я, что со священником

делать, куда его девать. Вообще все можно было бы решить просто. Но тогда – не видать мне моей

Агнешки. Придется считать, что священник к ней в нагрузку прилагается. Взвалю его себе на

плечи и потащу, как всех остальных, кто в дело впутан оказался. Ничего, выдержу. Хуже, что мне

снова придется переться в рассадник заразы, который я взялся ликвидировать. Не знаю я, как на

объект пройти, и, что мне предпринять после, – не знаю. И ищут меня еще – каждый, кто здесь

права имеет искать, меня ищет. На поляков уже вышли… И дорожное происшествие, уверен, с

ними связали уже… Подозрительная все же с агентом и аварией история – для педантичных

немцев подозрительная. Немцы все проверяют – на их небрежность рассчитывать никак нельзя.

Верное дело, серьезно к вопросу подошли – вскрытие провели старательно. Трудно к такому трупу

подкопаться, конечно. Только, пусть немцы точных данных и не получат, – поймут, что мутная

вокруг вода. По крайней мере, проверят поляков. На Войцеха их кто-то или что-то точно наведет. А

Войцех их к Мсцишевскому приведет.

Мсцишевский – умен, его так просто не возьмешь. И меня он прикроет. Только из-за этого я еще

здесь – только из-за того, что на его территории не только машины пропадают, не оставляя следа,

но и люди. Прячет он трупы, как надо, – и живых спрячет. Да и боевики у него, хоть умом не

отличаются, – дело знают. Могу я на него и на его бойцов рассчитывать… по крайней мере, пока он

меня своим считает. А пока – он верит мне. С ним Агнешку оставить не так страшно, заступится он

за нее. Называет меня сыном – значит, и ее дочерью назовет. Не зря я к нему в доверие втирался –

всегда в мыслях имел гордецов поляков с немцами стравить при нужде. Только узнают они, что я –

русский… сдерут с меня столько шкур, что и немцам не снилось. Никогда они не забудут, как мы с

немцами их страну делили.

Черт… Трудно быть реалистом в этом мире мечтаний и надежд… И разведчиком быть – трудно…

Не знает никто, что я все время вру… и никто не знает, что я ненавижу врать – и себе, и другим.

Только никто не знает и того, что правдиво – одно молчание… немое молчание зверя.

Разведчика должно утешать убеждение, что его обман во благо, – обман в обмен на правду.

Только все – вранье. Мы – люди, бродящие между заблуждениями – своими и чужими. И я вижу их

все – вижу насквозь. Благородная борьба за всеобщую свободу и братство, подлое предательство

из-за жажды наживы – все видимость, все только уверенность в головах людей, только вера… вера

в бога, в деньги. А на деле – правит оружие. И не какое-то виртуальное из головы, вроде

банковских счетов и бумажек, а – обычное железное оружие. В итоге, у власти всегда – оно, всегда

– оружие… когти и зубы. Грызутся “волки”, деля территории, деля добычу. И я – один из

76

“волков”… один из “стаи волков”. И я понимаю, что есть у меня только – “стая”. Нет, не только…

У меня есть оружие, и есть – Агнешка.

От тяжких дум меня оторвал грохот отворенной двери. Агнешка выбежала из коморки, где я

оставил связанного священника, от которого она теперь не отходит. Девушка встревожена и…

Когда она печальна – она призрачна и прозрачна, как лунный свет… А когда злится – сияет и

испепеляет, как солнце… Ее волосы лучатся озаренным золотом, губы горят огнем и глаза

блистают. Она раздражена, только мне все равно. Я жадно пожираю ее глазами, словно

концентрируя на ней весь свой давнишний голод. Ее глаза не охлаждают росой, а разжигают

искрами. Сердце раскаляется в груди, как кипятильник… и мысли туманятся паром.

Мсцишевский встал с кресла и вышел, оставляя нас. Он мне как-то намекнул недавно, что ему

знакомо это умопомрачение, – понимает он мол меня, как никто другой. Нет, не понимает… Не

творил поляк таких дел. А если и творил… Не ждала его тюрьма после ночи с девушкой, не была

ему тюрьма платой. А если и была… На войну его точно никто не посылал, как меня пошлют, если

я в тюрьму не попаду, если я вообще выживу.

Агнешка встала передо мной, махнула рукой в сторону распахнутой двери.

– Он сказал, что ты!..

Я поднялся, покачнувшись, направился ко входу в каморку. Закрыл и запер дверь. Схватил

Агнешку дрожащими руками.

– Агнешка, не надо о нем.

– Ты убил! Невинного человека! Он рассказал!

– Что? Я? Кого?

– Не трогай меня! Ты что, со счета сбился?!

Она горит гневом. Хрупкая девушка у меня на глазах превращается в разъяренную тигрицу,

забывая про мою силу и свою слабость. Она в бешенстве и будоражит меня. Кровь вскипает и

пузырится, заставляя меня трястись в лихорадке. Я впиваюсь в ее шею поцелуями, не взирая на ее

сопротивление. Она борется, отбивается, бросается в сторону… Сломя голову кидаюсь за ней,

хватаю… Она изворачивается, вырывается… А сердце гонит в мои вены крутой кипяток.

– Ты пьян!

– Нет.

– Он все рассказал мне про того! Рассказал, как тот освободил его! И про то, как ты вернулся и

убил того – рассказал!

– Не надо про священника и про… Агнешка…

– Не трогай меня! Ты убил его! Хайко! Ты убил его!

– Хайко? Хайко… Это был я…

– Знаю, что ты! Знаю, что ты убил его! Зачем?!

– Это был я… Я – Хайко… Я – был им… Хайко только еще одно лицо – мое лицо… Агнешка, я

могу не вернуться… Я не могу ждать, Агнешка… Я отдам тебе жизнь, только и ты…

– Нет!

– Я прошу тебя, Агнешка… Согласись… Только согласись… Я не хочу так – силой… Только я