Стас Северский - Боец тишины (СИ)

нерешительность – его последующее признание. Не выдержит он долго – взвинтится и выложит

все, как есть, даже без дальнейшего давления. Тогда я его…

– Ян, ты обожди, с выводами не торопись… Тебя все же по голове били, так что… Тут такое

дело… Я не знаю пока, как тебе доказать, что действительно правду говорю, что – просто

отсыпаюсь так… Ты не верь, только с действиями подожди пока. А про то, что грузчиком пошел…

Ты проверь. А деньги… Да, с деньгами провинился. Только я же – верну. Я же тебе обещал

вернуть, а я не дурак – обещание перед тобой не держать.

– Видно, все же дурак ты, Войцех. Ты мне обещал на девушку мою не посягать. А все равно к

моей девушке лапы потянул! И на мои деньги наложил лапы, “медведь”! Худо нам всем теперь

придется! А тебе, Войцех, – хуже всех! Тебе не только по вопросу моей девушки и моих денег

передо мной ответ держать предстоит!

– Ты про что?

– Про то, что ты трус и дурак! Про то, что ты духом не собрался и не сообразил сообщить мне!

– Про что?

– Про то, что мы – нищие! А хуже, мы – опальные нищие! Для нас сохранение наших жизней

недешево стоит! И отныне для нас их сохранение стало слишком дорого! Нам наши жизни теперь

не по средствам!

– Ян, я что-то не пойму… У тебя что, тоже денег нет? У тебя же всегда денег было…

– Лично у меня их никогда не было! Мне их государство давало – не для меня, а для моего дела!

А главное, – дело было давно! Теперь я не в деле, и мне никто ничего не дает!

– Ян, ты же всегда был при деньгах… Ты просто брал их, когда их тебе не давали…

– Брал… И теперь мне их брать придется… Только доставал я их такими средствами, что…

Черт… При таком обороте дел риск велик всегда. А на данное время вдобавок к обычному риску я

вынужден взять в расчет то, что у меня нет прежнего прикрытия, а главное, – что я не просто не в

порядке, а – порядком покалечен.

Сбережений у меня нет, компромата у меня еще недостаточно для требований… И вообще,

Польша – не моя территория, у меня в стране связей еще нет… и мне их не установить до того, как

я с голода сдохну. В довершение всех бед – мое тело в скверном состоянии после того, что с ним в

плену сделали. А про опущенный ниже змеиной задницы дух я и вовсе молчу. Вашу ж…

Нет, я не сдамся. Я слишком большой путь прошел, идя к цели… и зашел слишком далеко –

обратного пути у меня просто нет. Я не могу вернуться в Отечество… вернее, могу только тайком –

с другим именем, другими документами, другим лицом. А сменить лицо мне теперь труднее станет,

чем удостоверение личности справить. И решить задачу с полячкой и поляком я могу лишь одним

способом – точнее, я могу обеспечить их безопасность или убрать их обоих. А я не убью мою

девушку и моего бойца, пусть они меня и подвели оба. Такой способ не годится. Так что решение

125

одно – я останусь с ними хранить их жизни своими силами, и стараться сохранить их силами свою

шкуру. Они оба будут моими. Сорвались они с моего поводка – я их на цепь посажу. Нет, не загнать

судьбе “волка” в угол такими передрягами – “волку” и не такие переделки по зубам. Был я уже ни

раз и бедным, и брошенным, и бессильным, но еще ни разу не был дохлым.

Я посмотрел вниз через череду лестничных пролетов, заслышав шаги, – легкие летящие шаги…

Она… Агнешка… Красавица моя…

Глава 3

Она подняла голову и… Я замер, озаренный сиянием ее глаз. Агнешка взбежала, взлетела,

вверх… ко мне. Только она не бросилась в мои открытые объятия, а… схватилась за грудь и

кинулась вниз. Я перевел дух, возвращая потерянное дыхание, и ринулся за ней.

– Агнешка! Что, такой страшный?! Не такой же страшный! Агнешка постой! Я же еще и

хромой…

Она собиралась выскочить из подъезда, но толкнула дверь в другую сторону и, так и не открыв

тяжелые створы, припала к стене, отвернувшись от меня. Ее хрупкие плечи затрепетали под моей

поправленной опытным хирургом рукой – она зашлась тихим плачем.

– Не распускай мне слез и… Да что ты?

Она так и осталась стоять ко мне спиной, не поворачиваясь, пряча лицо, – лишь ее тонкая рука

судорожно сцепилась со стеной, царапая потрескавшуюся штукатурку.

– Агнешка… Я ж не совсем калекой к тебе заявился… Я бы не явился, если бы…

Она закричала и зарыдала в голос, сползая по стене на пол. Я подхватил ее, отодвигая

встревоженного Войцеха, до которого, как и до меня, ровным счетом ничего не доходит.

– Да что все это значит?! Ты что, мне настолько не рада?!

– Вольф! Что с тобой сделали?!

– Что видишь, то и сделали.

– Я ничего не знала! Ты мне ничего не писал! О боже! Боже…

Она прерывисто всхлипнула, отводя глаза от моего лица и закрывая вздрагивающие губы

руками.

– Я с таким трудом вернулся к тебе, а ты меня встречаешь, как… И врага так не встречают! А

я… Я только и выжил, думая, что к тебе вернуться должен, что ты меня ждать должна! Пришлось

мне на обратном к тебе пути такое пройти, что тебе и в страшном сне не снилось, – такие тяжкие

страдания перетерпеть, такие сложные испытания преодолеть! Я такого насмотрелся, что ты и в

кошмаре не видела! А ты… Думаешь, собирался я к тебе в таком виде являться?! Только выбора у

меня не было – врачи и так старались, как могли, меня по обломкам собрать! А ты не можешь даже

вид сделать, что рада! Не таким же жутким чудищем пришел! Не такое же страшное горе принес!

А ты не можешь даже капли терпения проявить, даже постараться привыкнуть!

Агнешка задохнулась, рыдая в просто пугающем исступлении. Войцех, удерживая спешно

надетые и спадающие штаны, сел на корточки рядом со мной, стараясь ее успокоить. Только она

зашлась сухим плачем еще страшнее.

– Агнешка, не надо. Нельзя так. Не встречают так.

– Тупые! Оба! Тупые! Если бы я знала! Если бы знала! О боже! Боже! Сжалься над нами!

Сжалься над грешными! Сколько страданий, боже! Прости нас, господи!

До меня вдруг дошло, и я побледнел. Сердце свело, и оно снова зашлось отчаянным стуком.

– Сознаешься?! Смотри мне в глаза! Отвечай! Не дождалась?! Не дождалась!

– Вольф! Я не знала!

– Жалко меня стало?! И сразу передо мной стало стыдно?! А прежде не жалко было и стыдно не

было?!

– Прекрати! Прошу тебя!

– Не приходило в голову, что сильным больно бывает равно, как слабым?! Что не кричат они

просто о муках, а молчат, как покойники, – пока не подохнут, сраженные сердечным приступом?!

126

Нет, не приходило… Забыла обо мне подумать, решила, что для меня достаточно и засевшего у

тебя в голове заблуждения, что одних слабых беречь надо?!

– Вольф, довольно!

– Считаешь, что слабым дозволение на слабости свыше дано?! Думаешь, что для всех и всего