Стас Северский - Боец тишины (СИ)

концов, когда конь подо мной рухнул, не одно только колено разбил. Не упомнить всего, что я тогда

расшиб, – нечего и вспоминать. Не беда – на волке все, как на собаке, заживает. Распахнул

вскрытую отмычкой дверь, проверил сигнал аппаратуры слежения, определил чистоту на всех

частотах, рванул в темноту, развел над кроватью руки, разбрасывая душистые цветы.

– Я вернулся, красавица моя! Вернулся вместе с утром!

Скинул куртку, сбросил с себя рубашку, стянул майку и… Я отпрянул к стене, когда с постели

поднялась не моя хрупкая красавица, а…

– Войцех!

– Ян, это ты? Вернулся, да?

Я стою у стены, сжимая кулаки, а заспанный Войцех продирает слипающиеся глаза и сгребает с

кровати раскиданные розы.

– Ян, зачем эти палки? Колючие же…

Он сел на кровати и завернулся в одеяло, всем видом показывая, как ему тяжело встречать

зябкое утро и меня в нагрузку.

– Ян, да ты что такой? С дороги устал? Я тебе сейчас яичницу сделаю. И пиво осталось еще.

Войцех включил свет слабой со сна рукой, а я так и остался стоять у стены со сжатыми

кулаками и стиснутыми зубами. Поляк расправил широченные плечи, прищурил склеенные сном

глаза, привыкшие к предутреннему сумраку и ослепленные искусственным освещением. Он

присмотрелся ко мне и покачал головой.

– Да, досталось тебе. Это как же так вышло?

Убью! Я убью его! Глотку перегрызу! Растерзаю в клочья! Только… У меня в голове вдруг

стало, как в пустом патроннике, – пусто. Сердце замерло, стиснутое злобой, как тисками, и

затаенное дыхание замерзло в груди, хрустя инеем на зубах. Я остался стоять у стены, сжимая

кулаки и челюсти до судороги. А Войцех… Он дружески хлопнул меня по плечу… с такой лихой и

легкой силой, что чуть не вышиб у меня из груди притихшее перед грозой дыхание.

– Давно не виделись, Ян. Я бы тебя и не узнал, если бы так, на улице, встретил. Пошли ветчину

жарить. Посмотрим, может, я вчера не всю съел…

Я схватил его за плечи, подтягивая к себе. Войцех с ухмылкой обхватил меня медвежьим

захватом.

123

– Я тоже рад тебя видеть, Ян! Даже слов нет, как рад! Просто, я проснуться никак не могу –

вымотался вчера.

– Твою ж… Войцех! Твою ж!..

Я вырвался из его хватки, оттолкнул его и… Я сейчас сердечный приступ получу. Как меня

адреналин колотит… аж страшно становится. Схватившись за сердце, выскочил на лестницу…

вспомнил про хромату и тяжело опустился на ступеньку… стал смотреть на уходящие вниз

пролеты – так же отстраненно, как в пустой патронник…

Войцех хлопнул дверью и потащился за мной, оправляя второпях натянутые штаны. Эх, был бы

у меня пистолет, не остался бы патронник пустым…

– Ян, а я что-то не пойму никак… Ты что так? Тебя, что по голове сильно били, да?

– Били… Сильно били…

Войцех сел на ступеньку, кладя мне на плечо тяжеленную руку… которую я сразу скинул.

– Да ты не говори, я вижу все. Не вспоминай зря – знаю я, трудно такое из головы выставить,

так что не надо все снова в голову впускать.

– Войцех, заткни глотку… не то я ее тебе перегрызу…

– Да можно и молча… Ян, только ты спокойнее… Ты всегда боялся, что тебя по голове бить

будут, – знаю, не зря ты так… знаю, трудно тебе теперь думать будет. Только временно, Ян… все –

временно.

– Больше я не боюсь ничего… И ничего мне теперь не трудно…

– Ты думать не торопись, раз уж так с головой вышло. Мне тренер всегда говорил, что не

меньше месяца с мыслями переждать надо после такого.

Я уронил голову на руки, упертые в колени.

– Подозревал я… А все равно – надеялся…

– Месяц – не так уж и много, Ян. А там – можно мучить голову, сколько влезет… от гематомы и

следа к тому времени не останется.

– Не дождалась… А обещала – дождаться…

– Агнешка? Да, не дождалась… Только она же не знала, что ты так рано приедешь, – ты же не

предупредил.

Я сокрушенно повесил руки, складывая голову на грудь.

– Не дождалась…

– Я же сказал, не знала она. Не знали мы, Ян. Она ненадолго отошла – просто, решила

пораньше пана Влодека навестить. Одинокий он старик – одна она у него отрада и помощница.

– “Волка” на “медведя” променяла… А ты, Войцех… Ты ж меня другом считал…

– Ян, а я и сейчас считаю.

– Войцех, я сейчас не соображаю… Только я… Я сейчас отойду и… Скоро я тебе глотку

перегрызу, “медведь”! Мне зубы крепче и острее прежних вставили! Так что давай беги! Да без

оглядки! Моей она будет! Моей! Ясно?!

– Ясно. Но она и так твоя.

– Она только моей будет – всегда! И больше ничье – никогда!

Меня обдало адреналином, и мир собрался в точку боевой готовности. Войцех недоуменно

насупился, наклонил голову и начал напряженно соображать.

– Ян, ты что, думаешь, что мы с ней?.. Ты только не думай, что мы с ней… Ты что, Ян? Мы же

друзья. Я у нее просто ночую пока – мне пока просто негде. Я зарплату еще не получил, и мне

податься некуда.

– Ночуешь?! Просто ночуешь?!

– Ян, да ты меня не слушаешь.

– Не слушаю только твое вранье! А все остальное слушаю – и внимательно!

– Я правду говорю, Ян.

– Ври больше! Я тебе не детектор – меня не обманешь!

– Ты послушай, не кипятись. Кончились у нас твои деньги и…

– Мои деньги кончились?! Деньги пана Мсцишевского?!

124

– Ян… Ты не думай, я твои указания не забыл и требования соблюдал – ни разу из головы не

упустил ни одного твоего упреждения. Не нарывался я, а все равно в историю попал, и пришлось

платить. Я верну, Ян, – все верну. Не сразу, конечно. Просто, я же со старым завязал. Я теперь

честным трудом и только на зарплату живу. И я только начал работать. Меня же с прежней работы

поперли. Знаю, что с нынешней работой мне с таким долгом не рассчитаться – я же грузчиком пока

нанялся. Только я же временно. Найду получше что – и все верну. Ян, ты подожди только. Ты мне,

что не веришь?

– Верю?! Во что?! В то, что ты с ней не спишь, отсыпаясь в ее постели?! В то, что ты грузчиком

пошел наниматься?!

– Да… Так и есть, Ян… Я вообще на полу сплю, а когда она уходит, – на ее кровати отсыпаюсь.

А что грузчиком пошел наниматься… А куда мне еще идти? Я же только и умею – убивать да

тяжести таскать. Меня же никто ничему другому не научил – я ничего другого делать и не могу.

– Это точно – в это верю. А в остальное – нет. Дознаваться я буду, Войцех, правды, пока ты на

моих допросах из шкуры не вылезешь. И не вернешься ты у меня в свою шкуру, пока я ее заодно с

твоим враньем наизнанку не выверну.

Войцех подавлено притих – знает, что я правду режу… и режу острыми клыками. Он боится

признаться, но понимает, что через час будет еще больше бояться обманывать меня. Его нынешняя