Стас Северский - Боец тишины (СИ)

справится… или – жесткий романтик с криминальными наклонностями и склонностью к экстриму.

Это вообще для таких людей работа – для тех, кому обычной жизнью жить невыносимо скучно, и

для тех, кто не брезгует ничем на пути к своим соображениям. А главное, – такой человек должен в

себе внутреннюю нервность сочетать с внешним спокойствием. Просто, всегда надо настороже

быть, и никогда вида не показывать, что насторожен. И грубость с тонкостью надо при себе

постоянно таскать, чередуя по надобности. Такие люди должны обладать несовместимыми с виду

качествами и уметь управлять ими, все время меняя их друг на друга.

– Я бы с ума сошел, поменяй нас с тобой кто местами.

– А нас никто не поменяет. Мы для разных дел предназначены.

Войцех помолчал, подумал и покивал головой.

– Ян, а ты на бои подпольные ходил?

– Куда я только не ходил… только походы я не обсуждаю.

– А меня тренер на такой бой толкал. Я тогда его и послал. Я только из армии вернулся – сразу к

нему, как к родному, а он… Разозлился я так, что родину покинуть решил. Думаю, родная земля, а

все – чужое… и все люди – чужие.

– Войцех, хватит душу в пустоту изливать. Переливай спирт в склянки.

Поляк насупился – недолго еще и вспылит. Черт…

– Ян, мы же не можем жить, так ничего друг о друге и не зная.

– Мы друг о друге все, что нам надо, знаем.

– Это ты специально так… стараешься меня не братом, а объектом видеть. Когда так людей

видишь, – они и людьми не видятся. Тогда их не жалко… и нет разницы – объект зачистить или

человека ликвидировать.

– Что за мысли тебе в голову идут?! Им у тебя в голове вообще не место!

Вскочили из-за стола оба… и оба опустились обратно на стулья, виновато отводя взгляды.

Нервные мы просто – от этого и злимся, друг на друга собак спуская. Зато несдержанность такая –

надежный показатель того, что люди мы не чужие. Никогда я такого с чужими себе не позволяю.

Я развернул к поляку подсвеченный экран, показывая страницу.

– Вот они, Войцех, – девицы, к которым этот человек захаживает… и к которым придется зайти

и нам.

– Ничего себе… Это что, ты такие подробности про всех можешь узнать?

– А то.

– А про меня ты тоже все можешь узнать?

– А я про тебя и так все знаю.

– А я не знаю. Вернее, не знаю, что про меня знают. Покажи мне мое досье.

– Смотри, что здесь на тебя полиция имеет, а что служба госбезопасности, – ерунда одна.

– А немцы что?

148

– А к немцам я без особой нужды не попрусь. Они нас сейчас проследить пытаются, так что я

им не намерен провокации устраивать и наводки подсовывать. И так они скоро о себе напомнят.

– Ян, а на тебя ведь у них досье тоже должно быть.

– У них и на Яна, и на Вольфа, и на Вебера данные. Только мало их, как елок в тундре, и мелкие

они, как лужи на гладких дорогах. Не серьезные это документы. И на другого человека, под

личиной и легендой которого я находился у них в стране, у них досье скромное. Этот человек – мое

истинное лицо… точнее, – лицо, выданное мне для дела руководством управления. С его лицом, с

его именем, с территорий его страны я приезжал и в их, и в свою страну.

– Ты что, и к своим, как иностранец заявлялся?

– Верно.

– Запутано как.

– В этом все и дело. Так я и действовал – терялся с одним именем в одном месте и являлся с

другим именем в другом месте. Так делал и делаю.

– А не путаешься?

– Нет, привык.

– А ты когда-нибудь назовешь мне настоящее имя?

– Нет.

– По крайней мере, честно.

– На такую честность можешь рассчитывать. Давай вставай. Пора на дело выходить.

Наведаемся в больницу – кровь зараженную изымем. Три часа ночи – время наибольшей вялости

охраны. Пошли.

Войцех задумался, хмурясь и сопя.

– Ян, тяжело мне думать, что я должен всех этих людей убить. Не смогу я.

Я окинул тяжелеющим взглядом склянки со спиртом и обрезки корней.

– Так нужно – для дела.

– Ты, прямо, как пан Мсцишевский, рассуждаешь.

– Нет, не так. Я не такой.

– Только ты мыслишь и поступаешь, прямо, как он.

– Просто он… Он тоже “волк”, Войцех.

– А что вас – “волков” – от остальных отличает?

– Преданность стае и полное одиночество одновременно.

– А такое бывает?

– И не такое бывает. В этом вся суть “волков”, Войцех. Вставай. Время идет и исходит, а дел –

завались еще. На рассвете пойдешь токаря искать, который детали недостающие выточит. А после

– отправишься к людям, координаты которых от меня сейчас получишь. У них рожки к шмаузерам

купишь – только нам те, что со склада, нужны… на копаные не соглашайся. К вечеру достанем и

детали, и патроны… и автоматы доделаем. А ночью – проверять и пристреливать пойдем, в лес.

– Ян, а что, все я делать буду?

– Все, что надо при свете дня делать, – делать будешь ты. Я в таком виде днем людям на глаза

не явлюсь. В реальном мире я только ночью теперь живу, а днем – только в виртуальном. Кстати, у

меня в сети еще дел невпроворот, так что вставай и вперед!

Глава 14

Припрятал на чердаке здания доделанные и пристреленные автоматы и не настоявшиеся еще

яды. Нанес тонким слоем на лицо грим и надел ранее припасенный парик, прикрывая шрамы на

лице и шее темными волосами.

Меня здесь не знают и знать не должны, так что я в здании стараюсь людям на глаза не

показываться. Здесь я пользуясь исключительно черными входами и выходами. И сейчас – полез на

пожарную лестницу. Спустился вниз, встретился с Войцехом, ожидающим меня на улице. Вдвоем

отправились к больничному корпусу, обнесенному высоким заграждением.

149

Подняв голову, с ужасом посмотрел на бетонные блоки ограды. Вынул из-за голенища ключ,

стиснул зубы и стал ослаблять шурупы на коленном фиксаторе. Ключ сорвался и выпал из руки,

когда крепления скрипнули, отпуская сустав. Войцех подобрал ключ, подхватывая меня под руки.

– Что болит?

– А то. Ничего, пройдет скоро.

– Ян, ты что, со мной пойдешь? Полезешь?

– Сейчас пройдет – и полезу… только без тебя.

– Как это?

– Войцех, пойду я, а ты присматривать останешься. Не пролезешь ты, куда надо, просто. Я – в

окно, а на окнах – решетки. Ясно?

– Да ты что, Ян? Ты не сможешь.

Я с сомнением поднял глаза на забор и мотнул головой, прогоняя муть, нашедшую от резко

вступившей в сустав боли – разряды, как от тока.

– Смогу. Ты меня подсади только.

– А дальше что? Ты же обратно не сможешь.

– Смогу. Больно только будет.

– Давай я все же…

Я усмехнулся про себя – беспокоится за меня братишка. Просто, лично за меня еще никто

никогда не беспокоился – было дело, начальник тревожился, но не за меня, а за исполняемое мной