Геннадий Хазанов - Para Bellum

Александр Иванович отпер дверь казённой квартиры, тихо вошёл в прихожую. Он ожидал, что сейчас выбежит навстречу Люсечка, повиснет на шее, затормошит, потащит в кухню, чтобы разогреть на керогазе какой-либо сварганенный для будущего мужа борщ. Не важно, что именно она приготовила, главное, своими руками – для него.

Ямщиков уже давно поставил крест на своей личной жизни. Когда жена Катерина, Катёночек, устав от жизни по гарнизонам, уехала к маме в Екатеринбург. Слава богу, хоть детей не нажили, а то было бы больнее. Встречу с официанточкой генерал воспринял как неожиданный подарок судьбы. В потаённых, никому не открываемых мыслях, сам того смущаясь, он видел себя Отелло, а блондиночку, соответственно, Дездемоной. «Она меня за муки полюбила, а я её – за состраданье к ним». Смешно, право дело. Но он же об этом никому не говорил.

Из комнаты донеслись мужские голоса. Вот те на, красавица без хозяина жилища принимает гостей? Ох, не вовремя вспомнился этот проклятый Шекспир!

Александр Иванович прислушался. Интонации – слова пока неразборчивы – одного из собеседников были очень знакомыми. Конечно, Марков. Это всё объясняло. К кому же и броситься Сергею сразу по приезде, как не к комдиву-201. А Ямщиков уж готов был понапридумывать семь бочек арестантов, старый хрен, Отелло доморощенный.

Зато речь второго, правильная, но какая-то заторможенная, мёртвая, была совершенно не знакома. Сергей что, приволок с собой того немца из поезда? Так тот вроде по-русски ни бум-бум.

Генерал распахнул дверь. Люсечка лежала на кровати. Одна. В большой и пустой, почти без мебели, комнате не было больше никого. Разговор исходил из небольшой коробочки.

Услыхав, как скрипнули несмазанные петли, девушка обернулась и инстинктивно попыталась прикрыть… приёмник? Или что это было… одеялом. В этот момент раздались слова:

– Кто возглавит Рейх после отстранения Гитлера?

Это – Марков.

– Вопрос ещё не решён окончательно. Среди кандидатур Риббентроп, Роммель, Паулюс. Ни одна из одиозных фигур, замаравших себя грязью и кровью, в руководство обновлённой Германии не войдёт.

Говорил явно немец, очень хорошо знающий русский язык, но, безусловно, ганс. С какого, простите, хрена Сергей обсуждал вопросы большой политики с каким-то явно не рядовым фашистом? Ямщикову стало страшно.

– Это что? – спросил он у блондинки.

Люсечка сумела наконец выключить машинку.

– Милый, как хорошо, что ты пришёл. Пойдём, я тебя покормлю. – Девушка вспорхнула, нежно взяла командира под руку и попыталась увлечь поближе к керогазу и подальше от кровати, которую заняла маленькая коробочка с голосами.

– Погоди ты с едой. Что это такое и откуда это у тебя?

Комдив в глубине души надеялся, что девушка сейчас скажет что-либо такое, что сразу расставит всё по местам. Хотя, каким должно оно было быть, такое, он представить не мог.

Красавица обмякла, бессильно опустилась на кровать:

– Не хотела я тебе ничего говорить, да вот явился ты не вовремя, – медленно произнесла она, обдумывая, что и как выдать любовнику. – Твой Марков встречался с первым помощником начальника немецкой военной разведки. Это звукозапись их переговоров.

– А откуда она у тебя? И аппарат этот где ты взяла?

Блондинка выпрямилась, словно аршин проглотила.

– Забыл ты правило: «Меньше знаешь, лучше спишь». Во всех смыслах спишь лучше. Ну, слушай. Рано или поздно ты всё равно всё узнал бы. Теперь придётся определиться. Как Горький говорил: «С кем вы, мастера культуры?» Ты думал, я так, официанточка. На самом деле я служу в НКВД. Моим заданием было записать разговор Маркова и Пикенброка на магнитофон. У немцев, между прочим, таких ещё нет – он работает на аккумуляторах, а не от сети.

– Да какая мне разница, на чём работает эта хреновина! НКВД хочет доказать, будто Сергей – немецкий шпион?

– Достаточно будет показать Сталину, что его любимчик якшается с разведчиками потенциального противника. И всё, конец твоему дружку. А может быть, и тебе. Сам же рассказывал, что генерала тебе он выхлопотал. Но ты не бойся, тебя я сумею защитить. Я самого Лаврентия Павловича попрошу, он меня послушает. Ты только ничего такого не подумай, это совсем другое. У нас общие профессиональные интересы.

Всё-таки лишена была девица артистизма мышления, иначе сообразила бы, что нельзя грубо поломать через колено такого человека, как Ямщиков. Он, может, и выглядел «сапогом всмятку», но был совсем не так прост. Да те, кто «так прост», до генерала не дослуживаются.

Александр Иванович понял и то, что его любовница сказала, и то, о чём она пыталась умолчать. Мелькнуло сожаление: Дездемона оказалась Матой Хари из столовой. И ещё, так и придётся век доживать бобылём. Мужчина протянул руку:

– Ну-ка дай мне этот … мудафон.

Блондинка на секунду задумалась, но всё же протянула коробочку. Ямщиков взвесил её на ладони – не тяжёлая, полегче пистолета будет. А убить может так же наверняка, как пуля из «ТТ». Он сунул аппарат в карман и проговорил:

– Эта штука останется у меня.

– С ума сошёл, – взвилась красотка. – Тебя же в порошок сотрут. В лагерную пыль.

– Авось бог не выдаст, – вздохнул комдив.

Сумова откинулась на подушки, подняла на кровать согнутые в коленях ноги. Подол халатика скользнул по бёдрам. Девушка потянулась, как беленькая кошечка, протянула руки к любовнику и промурлыкала:

– Иди сюда. Ведь я же лучше, чем твой Марков, правда?

Командир с грустью оглядел прелестную, притягивающую фигуру, почесал затылок:

– Будешь уходить, дверь не запирай. Всё равно отсюда утащить нечего. И мой тебе совет – не спеши докладывать товарищам с общими профессиональными интересами, что запись ты не уберегла. А то ведь не ровён час…

Ленка в очередной раз оглядела жильё, куда её запихнул – сами понимаете, исключительно в целях вашей личной безопасности – улыбчивый Габрильянц. Подслеповатое окошко в кружевных занавесочках, стол, покрытый цветной скатертью с кистями, два обшарпанных стула, продавленный диван. Через узенький коридор – крохотная кухонька и «места общего пользования». За запертой снаружи дверью – пара молчаливых лбов в потрёпанных костюмах. Девчонка повыглядывала в скучный пустой двор. Подремала. Попыталась спросить у охранников, долго ли ей тут киснуть, в ответ: «Вам сообщат». Положение было дурацким. Вроде о тебе заботятся, спасают, можно сказать. И в то же время ощущение, будто посадили в тюрьму.

Когда в скважине заскрежетал ключ, она обрадовалась. Заканчивается Белостокское осадное сидение, воля. В прихожую вошёл хорошо одетый человек: седеющие виски, мясистый нос, под ним, как постамент под памятником, усы-муха. Как у Гитлера.

Носато-усатый внимательно оглядел девушку, вежливо поздоровался и по-хозяйски развалился на диване: