Геннадий Хазанов - Para Bellum

– И? – уточнил Паташон.

– Что «и»?

Пат сделал неопределённое движение толстыми грубыми пальцами: «Изъять?»

– С ума сошли? – грубо оборвал Сталин. – Чтобы ни один волос не упал. Чтобы никому, подчёркиваю, никому и на ум не пришло, что ваша или ваша конторы проявляют к девице какой-то интерес. Доложите ведущему «темы». Собрать подробное досье, и ничего больше. Ясно?

Оба штатских вскочили и вытянулись: «Так точно!»

– И ещё, – Хозяин нацелил палец, словно ствол пистолета, в грудь замерших Пата и Паташона, – мало мы ещё занимаемся нашей молодёжью. Непростительно мало. Теперь о фигуранте три…

Всего фигурантов насчитывалось двенадцать, – как апостолов, – пошутил товарищ Сталин. Вождь освободился и остался один только под утро. Он знал, что Толстый и Тонкий, выйдя из дверей Ближней дачи, холодно раскланяются, каждый сядет в свою машину, и водителям назовут разные адреса. Ненавидели друг друга не Пат с Паташоном. Смертельно враждовали ведомства, к которым они принадлежали. Иосиф Виссарионович нарочно вызывал на доклад обоих вместе, чтобы ткнуть носом в огрехи и недоделки на глазах злейшего «товарища по оружию» и подлить горючего в пламя незримой войны между структурами.

Хозяин с удовольствием растянулся на узкой койке под солдатским одеялом и закрыл глаза. Сон не шёл. Возбуждение, вызванное общением с прекрасной стервой Любовью Орловой, художниками и стукачами, отгоняло дремоту. Вождь с удовольствием вспомнил девчушку, которую притащил с собой Марков. Надо же, на первый взгляд вовсе не красивая, а какая прелесть! Везёт дуракам. Интересно, сумеет этот солдафон понять, что судьба подбросила ему счастливый билет, каких выпадает один на миллиард?

А под поверхностью приятных, лениво текущих мыслей, в глубинах сознания мерцало неудовлетворение. История о встрече Эйзенштейна с Хануссеном снова разбудила опасения и страхи, о которых вождь приказал себе забыть.

В высшие силы, потусторонние миры и прочую благодать Иосиф Виссарионович не верил никогда. В духовную семинарию он пошёл потому, что это давало шанс вырваться из сапожной будки отца, от въедливой вони кожи и дёгтя, от шила и дратвы, от вечно сбитых молотком, порезанных ножом, чёрных пальцев. Опыт подпольной работы и Гражданской войны утвердил в одной мысли: есть не управляемый ничьей разумной волей случай. Бояться надо не его – здесь следует быть фаталистом. Опасаться нужно человеческой целеустремлённости, коварства. Разум – это средство выживания, такое же, как клыки и когти, только во много раз опаснее. И уберечься сумеет лишь тот, кто окажется умнее, дальновиднее, предусмотрительнее, кто в состоянии расшифровать уловки врага, сплести собственные петли и удавки и сунуть в них голову противника.

И всё же присущее каждому человеку ощущение существования какого-то иного мира или измерения, присутствия силы, по сравнению с которой все твои достижения, все твои грандиозные свершения – пыль и ничтожество, сжимало сердце холодным кулаком ужаса. От него перехватывало дыхание, давило изнутри в висках и ныло, ныло в левой руке от плеча до локтя. Сталин заставил себя снова думать о чёртовом визите чёртова привидения, размышлять холодно и бесстрастно, отгоняя прочь любые эмоции, все чувства.

– Чему нас учит история кинорежиссёра Эйзенштейна? – спросил себя Иосиф Виссарионович. – История кинорежиссёра Эйзенштейна учит нас тому, что любая попытка обмануть судьбу бесполезна. Если даже такой рисовальщик, как Эйзенштейн, не смог изменить собственную подпись, а с ней и предопределение, значит, это не по силам простому смертному.

Собственные слова царапнули. «Простым смертным» назвал его призрак. Или просто «смертным»? Вроде бы одно и то же, а какая разница!

Как умеет рисовать этот рыжий толстячок, вождь знал. Ему показывали листы из мексиканского цикла «Коррида», где тореадор и бык то сливались воедино, чуть ли не в любовном объятии, то рвали друг друга в клочья. Особо впечатлили Сталина изображения, представлявшие торреро, распятого на быке, и быка, прибитого аки Христос к своему убийце.

Те же люди подсунули Хозяину и коллекцию рисунков мужских причиндалов. Рассчитывали, что товарища Сталина возмутит эта порнография. Иосиф Виссарионович долго рассматривал хулиганские, непристойные картинки. Каждый, простите, член имел собственный характер. По интимному отростку легко было рассказать о владельце всё: биографию, привычки, манеры. Вождь даже опознал… Но не будем называть имён.

От нецензурной коллекции Эйзенштейна товарищ Сталин получил истинное наслаждение. И очень разочаровал товарищей, которые в поте лица добывали компрометирующие автора «Броненосца «Потёмкин» и «Октября» материалы.

«Но вернёмся от воспоминаний к размышлениям, – подумал Коба. Сейчас Сталин почувствовал себя неожиданно бодрым и полным сил, как в молодости. – И сам вождь, и Георгий Гурджиев, и Эйзенштейн подтверждали одно и то же: следует быть фаталистом, чему суждено стрястись, то обязательно стрясётся. Так что отбросим всяческую мистику».

Если считать случившееся результатом действий каких-то людей, смущает одно: полная и абсолютная бессмысленность акции. А ведь подготовить такой визит – задача очень и очень непростая для кого угодно. Оставим пока в стороне вопрос, как удалось обойти все караульные посты. Дать приказ «не заметить» незваного визитёра десяткам людей сразу – самоубийство. Кто-либо обязательно проговорится, и – конец. Значит, надо было найти способ подвести «призрака» к самому кабинету. Охранники выполнили распоряжение пропустить. Потом, опять по велению высокого руководства, стреляли мимо «духа». И «не увидели» его в узком коридоре. Потому и случился с одним из них «разрыв сердца» на допросе. Знаем мы эти инфаркты!

Потом надо было найти способ бесследно убрать «привидение» из Кремля так, чтобы никто ничего не заметил, не заподозрил, не узнал. Ох, не просто это сделать, даже если имеешь любые возможности, кроме сверхъестественных.

И всё это – для чего? Просто напугать? Никто не станет тратить столько сил, идти на огромный риск только ради того, чтобы устроить детский розыгрыш. Шутку с ряжеными на уровне Светланки.

Тогда – зачем?

Что, собственно, поведал тот заплесневевший «Аристотель»? Скоро будет большая война. Сказать об этом товарищу Сталину то же самое, что мужу женщины на девятом месяце сообщить, что скоро у неё родится ребёнок. Ещё он предупредил о неминуемой катастрофе.

Кто-то может надеяться, будто вождь, получив предостережение потусторонних сил, откажется от своих замыслов? Чепуха!!!

Но ради чепухи не затевают сложные, опасные и кровавые инсценировки. Если только это театр, а не настоящее вмешательство потусторонних сил.