Геннадий Хазанов - Para Bellum

На стене несколько фотографий: мама и дочки. Судя по ним, будущая тёща в молодости была вполне ничего себе.

Двадцать два года назад подъесаул Вырвыхвост поучал девятнадцатилетнего, ничего, кроме вольтижировки, рубки да ухода за вороной кобылой, не знающего взводного Серёгу:

– Хочешь узнать, какой будет твоя жена в старости, гляди на её мать.

Совет показался тогда верхом житейской мудрости.

Сейчас, невзначай поглядывая на хозяйку дома, суетливо призывающую положить побольше всего на тарелку, «особенно селёдочки, повезло, что в гастрономе выбросили, удивительно вкусная и совсем не солёная», Марков пытался представить, как будет выглядеть лет через двадцать Ленка. Неужели и у хулиганки и оторвы в глазах появится вот это выражение вечной озабоченности и придавленной покорности? Мол, всё понимаю, но плетью обуха не перешибёшь, против ветра не подуешь, законы выживания не отменишь. Замечательная улыбка всё реже осветит лицо. И всё! Зинка сохранит хотя бы следы красоты. А его Радость? У неё ведь длинный нос, глазки маленькие, когда смеётся, вообще щёлочки, как у чукчи. Ах, Ленка – любовь моя последняя.

Сергей даже удивился, с чего это подумалась такая глупость. Но отвлекли обычные ритуалы застолья. Он хвалил стряпню «женского коллектива», отвечал на осторожные расспросы Зинаиды Петровны – о прошедшей судьбе, о нынешней службе, о перспективах. И на откровенное любопытство Зинки: «Сколько получает командующий военным округом? Имеет ли он шанс получить квартиру ещё лучше, если женится и пойдут детишки? А может ли генерал дослужиться до наркома обороны?»

Марков отвечал совершенно искренне, он понимал обеих Зинаид, и старшую, и молодую, и всей душой сочувствовал им. Но постепенно ему становилось скучно. Даже показалось на миг, будто его жар-птичка не из этой клетки. Больше всего хотелось выйти на подмороженную улицу, обнять за худые плечики Ленку и побрести по вечерней Москве, куда глаза глядят. Дошагать до их квартирки и… Стоп, дальше стали возникать такие яркие картины, что даже неудобно перед Ленкиной мамой.

Как-то незаметно, но вполне естественно в беседу вошёл на мягких подошвах ичиг товарищ Сталин. Зинаида Петровна стала рассказывать о своём телефонном разговоре с мудрым и человечным вождём. Чувствовалось, что восторженный спич женщина повторяет далеко не в первый раз. Похоже, она уже уши прожужжала товаркам на службе, приятельницам и знакомым. Тщательно подобранные слова, выверенные интонации и придыхания. Как в провинциальном театре на сотом спектакле идеологически выдержанной пьесы.

– Сергей Петрович, а как вы познакомились с Иосифом Виссарионовичем? – сияя, спросила будущая тёща.

Марков усмехнулся про себя. Рассказывать о СТОНе, своём чудесном освобождении и «взлёте» (взлёте ли?) не то чтобы не хотелось. Разговор получился бы не тот, какого явно ожидала Ленкина мама. А лепетать откровенные глупости, мол, не знал вождь, что чуть ли не всех старших командиров, кто смыслил в военном ремесле, законопатили в лагеря. Или вообще отправили командовать ангельскими батальонами. Но стоило Хозяину проведать, нахмурил он брови и приказал верному сподвижнику Берии виноватого Ежова наказать и восстановить Справедливость. Генерал не был искушён в придворно-политических интригах, но и в наивные сказки поверить не позволял природный ум и разнообразный жизненный опыт. Война вообще быстро излечивает от наивности, а гражданская особенно.

А Зинаида Петровна ожидала рассказа о романтической встрече будущего генерал-полковника с будущим вождём где-нибудь на обороне Царицына. После такой истории особо выразительно должны были прозвучать слова о том, что героя, соратника и чуть ли не личного друга Иосифа Виссарионовича старается окружить шпиками какой-то мерзкий тип из отщепенцев госбезопасности. При этом осведомителей пытается вербовать из самых близких людей.

– По службе, – коротко ответил Сергей и натолкнулся на взгляд непривычно тихой и серьёзной сегодня Ленки. Ей Марков тоже ничего не рассказывал, но кое о чём девчонка начинала догадываться.

После такого ответа будущая тёща решила погодить с разоблачениями. Нужного эффекта всё равно не получилось бы.

– А правда, товарищ Сталин совсем не такой, как о нём пишут газеты? Он гораздо более добрый, человечный и… – Зинаида Петровна запнулась и чуть смущённо закончила: – И красивый.

Сергей вспомнил желтоватые тигриные глаза Хозяина, побитое оспой лицо, о таких на Руси говорят: «Черти на роже горох молотили», и кивнул:

– Конечно.

– А правда, что, если бы не товарищ Сталин, уже началась бы война? – влезла в диалог Зинаида. – Только его усилия и авторитет заставили Гитлера подписать Пакт о ненападении и договор о дружбе и сотрудничестве?

Марков посмотрел в красивые голубые глаза. Девочку так учат. Всю страну так учат. Не отводя взгляда, подтвердил:

– Да. Правда.

На улице было холодно и сыро. Пронизывающий ветер трепал низкие серые облака, забирался под пальто, вызывая озноб. Низко, задевая крыши двухэтажных окраинных домишек, висела неправдоподобно большая жёлтая луна. Жидкие тучки то прикрывали её, как вуаль – лик красотки из рубайат Саади или Рудаки, то разлетались, унесённые ветром. Под ногами скрипели наледи. Днём таяло, а к сумеркам зима отвоёвывала потерянные территории, напоминала, что оттепель – дело сугубо временное.

Марков обнял за плечи Ленку. Девчонка должна была возвратиться к маме, вышла только проводить гостя. Поэтому командир не стал вызывать машину. Хотелось прогуляться по свежему воздуху после душноватой комнаты Зинаиды Петровны. От визита осталось смутное впечатление. Вроде бы всё нормально. А всё равно ощущение, будто перепил кагора, закусывая вареньем из инжира. В двадцатом в Крыму, под Строгановкой, довелось чуть ли не целую неделю питаться странными треугольными плодами, сладкими до полной приторности. Сергей и до того предпочитал острое и солёное, а уж после…

На Авиамоторной они были одни, хотя час вроде не поздний. Наверное, никто не гуляет вечерами в пролетарском районе, где подскакивают по гудку и спать ложатся вместе с курами.

Весь вечер Радость молчала. И сейчас не стала интересоваться, как понравились Маркову её близкие. Неужели почувствовала нечто?

Сергей только сейчас всерьёз задумался об отношениях с Ленкой, вернее, об официальной, что ли, их стороне. В конце концов, все сомнения и размышления о том, как всё будет через двадцать лет, когда он, если господь попустит дожить, будет добивать шестой десяток, а Ленка даже до «баба ягодка опять» ещё не дозреет, можно и отбросить. Проблемы надо решать по мере их возникновения, а тут два десятилетия… Мог в двадцать первом году командир роты представить, что превратится в генерала, потом в зэка на лесоповале, потом опять приобретёт немалый чин? Ото ж, как говорят хохлы. А вот Зинаида Петровна очень скоро может превратиться в одного из самых близких людей на Земле. Ему этого хочется? Или принять её и Зинку – свояченицу как необходимую плату за ежедневное общение с Радостью?